С первых минут неуклюжей пародии на Монти Пайтона и «Житие Брайана» у меня сложилось такое нездоровое ощущение, словно мне предлагают съесть картонную коробку из-под телевизора. Нет, правда, почему всё снятое сейчас выглядит так дёшево и некачественно? И зачем всё непременно надо снимать с применением каких-нибудь тёмных уродливых фильтров? По-моему, недееспособность стала модой.
Совершенно удручает дурная привычка, когда в разговоре фамильярно называют писателей по имени и отчеству. Причём произносят завсегда с каким-то залихватским позёрством: «А вы чё, Антон Палыча не читали что ли?» — как будто это их юродивый консьерж или любимый сосед по даче. Чаще всего, заметил, достаётся Пушкину и Достовскому. Гоголя удобнее и быстрее назвать по фамилии. Остальных либо не помнят, либо не уверены, что имена сразу будут поняты собеседником.
Совершенно случайно выяснил, что живу уже не в Москве, а в Московской агломерации. В принципе, наблюдая различные районы с безобразными новостроенными кварталами, последнее время я всё больше начинают бурчать про себя, что Москве неплохо было бы остаться в границах до 1960 г., а не пожирать безрассудно маленькие городишки. Может, выросла бы тогда нормальная ветвистая агломерация, как в Европе, а не тяжёлый неповоротливый город. А тут ещё чьё-то недавнее жадное озарение, связанное с монструозным проектом по дополнительному присоединению к Москве бескрайних земельных угодий, которое ничего, кроме слёз и отчаяния, не вызывает. Нет, кому-то, наверное, приятно обитать где-нибудь на осколках Одинцова и считать себя москвичом, но даже тщеславием эту уродливую гигантоманию сложно оправдать.
Вот читаешь чужие блоги и иной раз наткнёшься на совершенно прекрасный, талантливый пост, даже чихнёшь от восторга. Зайдёшь — убогие комментарии. Так неловко становится, молча покидаешь, чтоб не заподозрили. А вообще когда-нибудь всем авторам ЖЖ станет стыдно за свои перепосты, но будет уже поздно.
В фейсбуке есть такая мода: выкладывается какая-нибудь невыносимо праздничная поебень с елочками и снежинками, вносятся все имена друзей, а потом три тыщи человек заходят со своими счастливыми откликами и радостными лайками. Ведь если каждый не напишет стотысячный раз своё заклинание, то Новый год может и не наступить. А тебе соответственно сыпятся уведомления, что там кто-то про тебя что-то сказал. Ну раз сказал, надо срочно узнать, что говорят, — это ж интересно и важно, когда про тебя. Поэтому всякий раз заходишь и только расстраиваешься.
В тумблре почти в каждом блоге есть сиськи. Причём сиськи скучные, безвкусные и одни и те же, но их перетаскивают в свои укромные бложики по сто тысяч раз. Если в блоге нет сисек, то вряд ли тебя будет читать более дюжины человек. Даже не надейся.
Зачем нужен Гугл+, я пока не понял.
Самая ужасная часть всех учебников и самоучителей иностранного языка — это фонетический раздел с нарисованными языками, зубами, ртами в разрезе, непонятными транскрипциями и безжалостными рекомендациями. Куда-то засунуть язык, смягчить, упереться в нёбо, дотронуться кончиком до верхних зубов — интересно, сколько человек непроизвольно вырвало от этих комбинаций? Вот зачем мучаться и так унижаться? Что за фонетика по чертежам?! Ну послушай песенки на иностранном языке! Веселее и приятнее. Запомните: фонетику учить лишь подражанием.
Вот все списки книг, которые вы бы взяли с собой на необитаемый остров или в тысячелетний полёт на какую-нибудь ледяную звезду, — совершеннейшая глупость. Потому что все называют уже прочитанные, а с собой надо брать что-то новенькое. Недоумевал ещё в школе, когда учительница по литературе хвасталась, что Толстой-то уж точно в этом списке. Ну знаете…
Присказка. Смотрел я несколько лет назад передачу с историком моды Васильевым. Он рассказывал, что вот в советское время худо-бедно было со шмотками и почти все поголовно спасались разными экспериментами со своим гардеробом, перешивая, переделывая и всячески обогащая вещи новыми идеями (в принципе, подобная самодеятельность в те времена относилась не только к одежде). А вот когда появились хорошие и качественные вещи, сшитые на людей, ситуация со стилем и вкусом неожиданно стала совсем серо-удушливой. Большинство принялось носить какое-то уродливое и безобразное барахло (да-да, у меня знакомые иностранцы до сих пор могут русских по страшным джинсам определить).
Мне кажется, с книгами и журналами ситуация схожа. Компьютеры и интернет открыли такие безграничные возможности, что все возомнили себя дизайнерами, оформителями, верстальщиками, несмотря порой на полное отсутствие вкуса и элементарного чувства здорового глаза. Неравнодушный издатель провинциальной газеты или журнала, ну посмотри в бездонных архивах сети образцы старых изданий, обрати внимание, как люди справлялись с текстами, иллюстрациями, какие шрифты они использовали. Ты можешь использовать опыт человечества. Это нормально. Спаси хотя бы читателей своего городка. Пусть их глаз будет тренироваться и становиться требовательнее к визуальной информации. Заодно зайди в настройки шрифтов своего компьютера и удали Comic Sans.
Сказка. Вот сейчас займёмся самым гадким — пораспускаем сплетни. Паршивенькое словечко. Оно у меня ассоциируется с какими-то деревенскими зазаборными пересудами глупых селянок. Даже слушать стыдно. То ли дело «госсип» — строгое солидное слово. Это не иначе как дворецкий что-то нашёптывает на ухо. Конечно, там тоже не совсем благородные вещи звучат, да и перед дворецким не всегда удобно показывать заинтересованность в такого рода историях. Приятнее узнавать неприличные вещи тайком. Из журналов, например.
Моя любовь к изданиям 40-50-х гг. не знает границ. Да и вообще к этому периоду как последнему сочному, богатому и максимально профессиональному. Борьба с излишествами — это не только хитрая выдумка советской нищеты, но и общемировая тенденция эстетического оскудения во второй половине прошлого века.
В
«Confidential» оказался самой успешной и популярной идеей Роберта Харрисона, известного издателя, выпускавшего множество иных журналов. Но именно скандалы, слухи, сенсации разлетались огромными тиражами. Обложки под такие истории нужны яркие, броские, с захватывающими и интригующими заголовками, с известными лицами — это срочная молния с самыми важными секретами. Схема понятна и проста.
На страницах нас, конечно же, ждут обещанные разоблачения, фото с мест и горящие заголовки. Весь журнал словно пропитан тревогой и напряжением. И вот вроде бульварщина, а свёрстано на загляденье.
«В этом выпуске „Confidential“ откроет вам глаза и заставит их вылезти из орбит», — пугала редакторская колонка первого номера. Признаюсь, никогда с таким увлечением не читал скандальчики и слухи. Какие сплетни сейчас: кто-то родил, кто-то растолстел, у кого-то грудь увидели, кого-то вырвало. Тут же сенсации на ходу. И заголовки — как приговор!
Каждая история — это маленькая трагедия или сюжет для нуара. Марк Мэтьюс бросается к телефону, а мисс Уинифред Филдинг пребывает в замешательстве — это же вообще роман. И забыть такую пижаму уже невозможно.
Со временем резкий красный цвет был дополнен синим не только на обложках, но и на страницах журнала. Это лишило, на мой взгляд, композицию напряжения и резкости. Подобная буйная цветастость придала лишь смешливости и нелепости. У меня не было сканов номеров следующих лет, однако я посмотрел, что толкают бережливые пользователи на eBay: та же трёхцветная схема закрепилась на годы. Правда, пройдя через ряд судебных тяжб, журнал в конце
Не понимаю, как можно смотреть кино в переводе. Особенно в современном русском. Всякий раз, когда случайно слышу по телевидению однотипные равнодушные голоса переводчиков, у меня сжимает голову от стыда. А если картину покрывают сплошным пластиковым дубляжом — то вообще хоть воск в уши заливай. Как можно лишать фильм самого важного — актёрских голосов и настоящей игры? Да, дубляж советского времени был артистичнее и профессиональнее, однако и с ним терялась львиная доля эстетического удовольствия.
Вот в фильмах меня всего внутри сводит от возмущения, когда какая-нибудь кружевная барышня или уже солидный дядька входит в комнату с чемоданом и тотчас же кидает его на чистую кровать, прямо на одеяло, где потом и разбирает. Что за манеры? Ты, человек, разденешься догола и в эту постель ляжешь. Какого чёрта ты свой пыльный чемодан развалил на чистом белье? Я не понимаю, это почти в каждом фильме. Прямо сердце болит каждый раз.
— Он, глядите, вперся с ногами на мою кровать. Да я, может быть, знакомым своим не разрешаю с ногами находиться. Это что за новости! Какой подлец!
Воздух перед отъездом всегда тревожно свеж и волнительно чужд. Утро начнётся, и наступит день, город останется жить, но ты уже вырезан из этого потока. Никогда прежде не испытывал столько грусти и необъяснимой терзающей печали при возвращении из другой страны. Весь долгий день — сплошной полусонный перелёт и переезд. Опять непонятное движение, но в предсказуемо обыденную реальность.
Одна из приятных забав: сесть на своё место и угадывать в проходящих по салону, кто же подсядет к тебе на время перелёта. Не в этот раз. Полупустой здоровый боинг, у каждого пассажира по два дополнительных кресла. Никто не мешает вытянутся и в без того просторном салоне. Шесть часов до Дохи — просто мягкий отрыв и нежное приземление в солнечную пустыню.
А потом ужас! Теснейшие аэробусы до Москвы с кучей туристов, каждый из которых недоверчиво тащит свой бесценный скарб с собой в салон. Забито всё.
Меня долго разглядывала девочка на паспортном контроле в Домодедове. Спрашивала, какого я знака зодиака. Я отвечал, что не верю в знаки. Просила зачесать волосы за уши, долго и пристально смотрела на меня, листала мой паспорт с бесконечными шенгенами, снова поднимала взгляд на меня. «Вы так изменились», — сказала, наконец, и проставила штамп.
В Бангкоке я доехал до аэропорта с ветерком за 250 бат (рублей). В Москве то же самое стоит как минимум в шесть раз дороже. Ладно таксисты! — первый же обменник в коридоре после выхода из рукава с курсом евро в 31 рубль лучше всего показывает, какой всё-таки омут наши аэропорты.
Сегодня сдал документы на загранпаспорт. Так получилось, что совсем без очереди, хотя внутренне готовился к многочасовому стоянию, как в прошлый раз. Больше времени у меня ушло, чтобы найти срочное фото и ксерокс. Обнаружил лишь на Индире Ганди, прочесав все дворы на Мичуринском. Что за районы понастроили в Москве? Совершенно жить нельзя человеческому организму, только дома сидеть. Кругом одни страшные тридцатиэтажки торчат, дворы, перерезанные заборами, пустота, грязь и лишь какие-то левые конторы за бурыми жестяными дверьми сопят.
Я уже не раз жаловался, но как сокрушает всю мою внутреннюю веру в человека, когда сев перед приятным горячим блюдом, расстелив салфетку, взяв блестящие вилку и нож, немного волнуясь от предстоящего удовольствия, я вдруг слышу чей-то торжественный крик «Приятного аппетита!» Мне приходится отвлечься от тарелки, чтобы поднять взгляд и посмотреть на нарушителя моей интимной близости с едой. Он самодовольно улыбается, он ляпнул, что ему привили, совершенно не задумываясь о моих чувствах. К чему эта ненужая фраза? Если бы люди искренне заботились друг о друге, им бы скорее следовало желать «Приятного пищеварения!» Но все, конечно же, так трепетно страшатся столь глубокого участия в тайных процессах своих тел, что отмахиваются заученными фразами.
И вообще я не понимаю, как аппетит может быть приятным. Он может просто быть или просто не быть. Он может быть хорошим, то есть большим, или неважным, хиленьким таким. Меня возмущает именно смысл фразы. Я спокойно воспринимаю bon appetit, но вот приятный мне неприятен.
Мне кажется, нет кошмарнее образа, чем созданный Граучо Марксом. Его усы, очки и нос превращают любое лицо в дьявольскую маску, которая всегда злорадно насмехается над тобой. Примерно по той же причине я всю жизнь боялся и недолюбливал клоунов. Они постоянно улыбаются. Они могут реветь, гримасничать, толкаться, дубасить тебя палками, но уголки их широких красных ртов всегда будут притянуты к ушам. Угрюмый образ хулигана из подворотни понятнее и очевиднее. Но если в той же тёмной подворотне встречаешь клоуна с пурпурными кудрями и красным носом или человека с усами Граучо Маркса — это конец. Этот извращённый циник не остановится ни перед чем.