Водостоки и канализация — это вообще самые простейшие конструкции-признаки цивилизации. Когда сейчас в Москве после каждого затяжного дождя заливает музеи и новостройки и подтапливает благоустроенные переходы и улицы, это говорит о пещерном уровне строительства и преступной халатности. Не сходил в музей сегодня.

«В Третьяковской галерее мужчина разделся до нижнего белья и прошел по залам. Его не смогли задержать» ~ Meduza.

Это самая отрадная новость последних дней. Сразу становится легче на душе и верится в чистое лучшее будущее. Держу кулаки за сего посланца.

В Барселоне я провёл два дня на стройке, и мое пальто и свитер провоняли костром, в котором чернорабочие-африканцы сжигали ломаные поддоны, пустые коробки и прочий мусор. Пальто проветрилось лишь через неделю после прогулок по морозному и свежему Бухаресту.

Гостиничный триптих

День в Малаге прошёл на окраине города — в отеле на шоссе возле аэропорта и приморском загородном районе. Я даже не знаю, пересекал ли я административную границу города и могу ли заявлять, что был в Малаге. «Малага — очень красивая, обязательно остановитесь в центре в следующий раз», — расхваливала город добродушная таксистка. Потом она больно ударилась головой о багажную дверь, поспешив вытащить мой чемодан из не до конца открывшегося багажника.

В Мадриде я так долго собирался в бассейн в отеле, что когда залез в воду и только оттолкнулся от бортика, прибежал небольшой по размеру юноша-служитель и объявил, что бассейн закрывается. Я ответил, что выйду через минутку, на что он резко, но неуверенно пропищал: «Нет, сейчас же!» Это был взлохмаченный смуглый мальчик со слабыми усиками. Я подумал, что выгонять постояльцев из бассейна в урочный час это своего рода тяжелая битва для него.

В Румынии я не попал в музей. Потому что с собой не было наличных денег. Билетёрша сидела за небольшим светлым прилавком на низеньком стуле, из-за чего ее голова была ещё ниже прилавка. Тогда вместо музея я весь день гулял по снегу. Накануне его выпало очень много, и я именно топал по снежку и радовался. Захотелось покататься на лыжах в парке в Москве. Буду хранить эту мечту до следующего возвращения домой. Хотя наверное избегу этой забавы из-за смущения. Не хочу, чтобы прохожие видели, как я, разбросив палки, шлепнусь вперёд, наступив одной лыжей на другую. Может, кататься по ночам?

В январе я полмесяца провел без компьютера, а в московской квартире 10 дней не было горячей воды. У макбука вышла из строя видеопамять. Случилось это посреди командировки в Испании, а починить его удалось только по приезде в Москву. С водой же трудности возникли из-за протечки в квартире жильца, который несколько лет не выходит из дому и не пускает к себе водопроводчика. Трубу перекрыли, а раздосадованные жильцы несколько дней выманивали и всячески уговаривали затворника через дверь.

В Москве сходил с Васей на выставку эстонского искусства в галлерее на Крымском валу. А после мы еще раз заглянули на основную композицию. Ее часто обновляют и перевешивают картины. В последний раз оказалось, что макет рабочего клуба вынесли в холл, а в одном из залов повесили большую картину с Лениным — то известное полотно, где он сидит читает газету, а вся мебель накрыта, чтоб не запачкал.

Сразу после Нового года я полетел в Петербург. Недалеко от Пулково, на дороге в Царское Село, в чистом поле стоит новенький отличный Hilton. Отель шикарный. Говорят, его строил Газпром и не жалел денег. В праздники номер стоил всего 3 600 рублей в сутки. Это было мое первое пребывание в статусе бриллиантового постояльца, и я насладился всеми преимуществами этой заслуги. Вместо базовой комнаты мне предложили двухкомнатный люкс с видом на город. К нему, как следовало, прилагался доступ в небольшой лаунж, где по вечерам подавали легкий ужин с парой горячих блюд на выбор. В отеле также находится спа-центр, однако постояльцам разрешают посещать бассейн всего два часа в день, а за сауны и бани стоит доплатить 500 рублей на человека в час, но при этом исчезает возможность воспользоваться двумя часами бассейна в тот же день.

Вид из отеля на окраины Петербурга.

От отеля рукой подать до Царского Села, куда я собственно и хотел попасть в праздники. Я думал, сразу после Нового года посетителей будет немного. Но оказалось, что очередь во дворец занимали за час до открытия. Внутри людей, казалось, было еще больше. Они толкались в узких, огороженных веревочками проходах, а музей с этой толпой справлялся плохо. Вообще мне показалось, что навигация там организована достаточно неумело, а указатели ведут не туда, куда написано.

Во второй день ездил в Петербург. Электричка от Царского Села за полчаса доезжает до Витебского вокзала, на платформе которого я видел, как два дюжих охранника хотели погладить кота, а он удрал от них через сугробы.

В Петербурге было снежно и нелюдно.

В предновогоднюю неделю, которую я провел в Москве, мне больше всего понравилось ездить на метро. Теперь от дома по новой ветке я могу доехать до самого красного центра за 20 с лишним минут. От радости я даже бросил ездить на такси и катался туда-сюда под землей.

Новые вагоны снаружи некрасивые и грубые, как гробы.

Всю неделю ел пельмени.

Сходил на две выставки: на Куинджи — в Третьяковской галерее и на Фриду Кало и Диего Риверу — в Манеже. Мне не очень интересно смотреть картины в оригинале, отчего-то репродукции в книгах и на экране трогают меня больше. Может, потому что я смотрю их тайком, один. На Кало я пошел больше из внутренних обязательств — как переводчик мексиканских ретабло. Сюжеты некоторых картин Фриды стали традиционными инсценировками в экс-вото, и сама она нередко выступает как персонаж ретабло. Выставка, помимо прочего, очень хорошо оформлена. Посетив ее, укрепился в мысли, что не хотел бы общаться с такими неприятными людьми как Фрида и Диего Ривера.

Кижи произносятся с ударением на первый слог. До острова-музея ходят ракеты. Половина пассажиров на судне экономные интуристы. Более зажиточных привозят на огромных круизных лайнерах. Собственно музей занимает лишь южную оконечность острова. На севере сохранилось несколько деревень, и там живут люди. Музей очень хорошо устроен, и его работа прекрасно организована. Видно, что тут привыкли принимать большое количество гостей.

Малые Корелы — музейная деревня к югу от Архангельска, посвященная деревянному зодчеству. Частокол, избы, церкви, лестницы, мостки, качели — все тут сделано из дерева. По стране существует несколько подобных музеев. Я, например, знаю еще два: в Суздале и в Кижах. Малые Корелы, пожалуй, самый большой. Три деревни музея разделены лесом и оврагом. Красиво, уютно и малолюдно.

До Пушкинских Гор от Псковского автовокзала ходят несколько автобусов в день. В пути водители включают беспощадное Дорожное радио. «Дым сигарет с ментолом» оказался самым приличным, что прозвучало за два часа дороги.

В Горах жил и похоронен Пушкин, чем здесь бессовестно злоупотребляют. Повсюду встречаются карикатурные рисунки кучерявой головы с большим носом. Сюда едут туристы — побродить по Михайловскому и посетить могилу поэта. В остальном тут протекает обычная сельская жизнь.

Посреди поселка возвышается зиккурат культурного центра.

Михайловское — живописное местечко. С одной стороны к нему примыкает лес, с другой открывается вид на луга.

При музее устроен огородик.

Полярники любуются церковным сводом.

В этот раз мы провели эксперимент, который долгое время вызывал жаркие споры. Большая часть семьи попрощалась со мной в дверях квартиры и поехала на Ленинградский вокзал. Они должны были ехать на Сапсане. Я же положил последние необходимые вещи в сумку, подождал немного, вызвал такси в Шереметьево, приехал туда, обнаружив, что рейс задерживается на 20–30 минут, позавтракал в аэрофлотовском лаунже, прилетел в Петербург, прошел через длинные коридоры до выхода, вызвал такси, доехал до центра, бросил вещи в отеле, освежился и пошел к вокзалу встречать прибывающий Сапсан с чувством победителя, ведь мои непреклонные убеждения, что самолетом в Петербург завсегда быстрее и удобнее, были теперь торжественно доказаны. Я, конечно, люблю поезда, но не те, в которых надо сидеть 4 часа.

Вроде Петербург большой город, а людей встречаешь одних и тех же на улице несколько раз за день. В первый вечер в кондитерской я, например, заметил пассажиров, сидевших рядом со мной в самолете.

Мне кажется, я достаточно небрежно гулял по городу, поскольку мы жили у Невского и так или иначе крутились около него. Во всяком случае, чувствую, что толком ничего так и не увидел. Хотя я много ходил и даже натер мозоли, которые не проходили неделю.

Также в Петербурге я много ел. Страшный аппетит проснулся у меня еще в последние дни в Италии, где я никак не мог насытиться, и не отпускал меня еще как минимум пару недель. Я соскучился по русской кухне и не мог удержаться от пельменей, шашлыков, солений, всевозможных закусок, запивая их морсами и компотами.

Я посетил два музея: Арктики и Антарктики и музей гигиены, который вернее описать как музей медицины. Музей Арктики и Антарктики очень уютный и теплый. Он занимает здание храма. Вот весьма удачный пример приспособления церковного здания под просветительские цели. Где-то в Европе в церквах концерты и выставки проводят, а тут целый музей — с медведями, моржами и самолетом под куполом.

В центре перекладывали асфальт, перекрывали Невский и прочие проспекты, гоняли колонны военной техники накануне 9 мая — в общем всячески искореняли и душили автомобильное движение по городу.

В конце февраля на Италию налетел сибирский буран. Рим завалило снегом. Кадры снежного форума и игры в снежки у Колизея без конца крутили по теленовостям. В Турине снега выпало немного, но все равно было жутко морозно. Я совершенно не мог вынести даже минуты на улице, меня начинало трясти от холода. Я жил в районе Линготто, бывшем фабричном квартале Фиата. Удачно, что мой путь от отеля до выставки почти весь проходил по галереям огромного бывшего административного здания завода, отданного под отели, супермаркеты, торговый центр и художественные галереи. За исключением небольшого большого отрезка, можно было не выходить на улицу.

Также удобно было бегать за едой, поскольку рынок высокой итальянской еды Eataly находился прямо через дорогу от отеля.

Метро тоже было в пешей доступности, и до него можно опять же было дойти через здание Фиата.

По центру Турина я погулял лишь единожды, сходив в Египетский музей. Турин — город египтологии. Кроме музея, египетские статуи и мотивы встречаются повсеместно на улицах и вокзалах.

Музей достаточно интересный и большой. Я не думал, что до наших времен сохранились шлепанцы, одежда и кровать древних египтян. По-моему, это в тыщу раз круче чем все мумии, пирамиды и прочий монументальный стереотип. Сфинкс и гранитные глыбы никак не тронут меня за душу, а тапочки и рваное платье возрастом в несколько тысяч лет теребят за живое. (Правда, мумия крокодила тоже очень милая. Я примерно также рисовал крокодилов в 12 лет.)

В Мадриде у меня оставалось три часа до поездки в аэропорт. Я оставил чемодан и сумки в отеле и поспешил в музей Тиссена-Борнемисы. Место просто замечательное. Там оказалось все, чего мне не доставало в галерее Софии. Целый зал русских авангардистов с работами Лисицкого, Кандинского, Мохой-Надя, Шагала, там же и немного Пикассо, Дали, Мондриана, Эрнста, Магритта, а потом еще Люсьен Фройд, Джексон Поллок, пара картин Хоппера.

Я начал осмотр против течения времени и, перетекая из зала в зал, я открывал импрессионистов, Гогена, ван Гога, Гойю, Писсарро, Дега, Тулуз-Лотрека, Матисса, Модильяни, североамериканских художников, а затем Каналетто с Тинторетто, Эль Греко, голландцев и наконец вошел в кровавый-багровый зал Караваджо. Пожалуй, это самая удобная галерея для знакомства с историей живописи по картинам величайших мастеров.

В среду планета завершила тридцатый оборот вокруг Солнца с моего рождения. Кузина принесла мне в подарок мой портрет. А я, со своей стороны, сводил ее в Третьяковскую галерею на Крымском валу, где она любовалась разными поучительными картинами.

Вечером мне принесли тортик. А арбуз я притащил сам. Меня сфотографировали с тортиком и арбузом, но я впал в уныние от собственного вида. Поэтому лучше взглянуть еще на парочку фотографий из галереи.