Осетрина

В новостях заметил роскошное имя — Сережа Осетрина. Оказалось, это преступник какой-то. Расстроился: такое шикарное имя пропало.

Комплимент

— Никогда бы не подумал, что вам тридцать два года. Вы производите впечатление весьма юной девушки. Например, пишите вы вообще, как восьмилетняя.

Selfie

Я не понимал всей гадости слова “selfie”, пока не повстречал его русский вариант — «себяшку».

* * *

Не люблю, когда говорят «грудь» про женские сиськи. Аж в горле першит от этой нездоровой стерильности. Грудь как часть человеческого туловища я воспринимаю нормально, но в отношении сисек — это совершенно пластмассовое слово. Когда замечают «у нее большая грудь», складывается ощущение, словно это мутант с одной большой сиськой посередине. Груди во множественном числе звучат, по-моему, еще нелепее. Как грузди. Сразу возникают ассоциации с урожайностью: «Вон у нас сколько грудей!» Почему люди стесняются говорить «сиськи»? Это же красивое озорное слово.

Недалеко ушла от этих жеманниц та русская женщина, которая сказала о своем новорожденном ребенке:

— Я кормлю его бюстом, — так как, очевидно, считала, что слово грудь — непристойное слово.

Корней Чуковский. Живой как жизнь.

Фамилия

Пишу ему:

— Я придумал тебе новую фамилию — Безбрежный. Как тебе? Алексей Безбрежный! Могуче звучит. Такой фамилией можно дубы валить. Тебе нравится? Поменяешь себе фамилию на такую? Мне было бы очень приятно.

А он отвечает:

— Я подумаю.

Я объясняю:

— С такой фамилией нужно укутаться в шубу до пят, надеть богатую меховую шапку и отправиться на широкие гастроли, исполняя бурночувственные романсы, теребящие душу. Ты только представь, как это имя будет смотреться на афишах: «Только сегодня! Вечер русского романса. Исполняет Алексей Безбрежный. Единственный концерт». Какое раздолье, какая мощь! Надо срочно брать фамилию. Что тут думать!

А он:

— Нет, вот если бы ты поменял свою на Голый, и мы б дуэтом, тогда да. А так, ну не знаю… Сережа Голый и Алексей Безбрежный! С единственным и последним номером! Это да, а просто Алексей Безбрежный не прокатит.

— Сережа Голый — это уголовник какой-то. Я тебе такой образ цельный придумал, заглядение, а ты меня так унижаешь. Алексей Безбрежный — это сын Юлиана и ласковой медведицы, взрощенный на малине с молоком. Румяный, красивый, в белой рубахе. А Сережа Голый — это таракан какой-то с балалайкой. Прокуренный, лохматый, весь в татуировках. Теперь я понял, что ты меня на самом деле не любишь. Иначе бы ты никогда не предложил мне подобное. И потом мне кажется, ничего у тебя с Голым не выйдет. Слабый образ, никакой привлекательности.

— Мне кажется, один раз зрители придут совершенно точно.

— Вот я про это и говорю, что ты просто халтуру выдал. На Безбрежного, например, билеты до ноября раскуплены: Кострома, Иваново, Шуя, Южа, Кинешма!

Не взял фамилию, представляете.

Сomedian

Собираюсь я, значит, рассказать про Дайса Клея и вдруг понимаю, что не нахожу, как перевести на русский язык слово comedian. Это одно из тех слов, которые из-за дискредитации жанра в нашей культуре совершенно не устраивают меня ни одним из возможных вариантов перевода. Комик — это какой-то винтажный, черно-белый образ, почти мим, грустный, как поломанная гитара с кудрявыми струнами. Либо же это издевательски глупый перемазанный клоун с пошлыми шумными номерами. Комедиант — слово на разболтанных шарнирах, будто усталый эквилибрист. За ним скрывается находящийся на грани нервного срыва кокаинщик из разорившегося варьете. Скрытый сизой полутенью он курит в углу последнюю сигарету. Никто не пришел. Декаданс. О таком нездоровом явлении, как юмористы, и упоминать не хочется. А Дайс не такой. Он Матушку Гусыню трахнул.

1 апреля 2014

Как глупо полагать, что стихи состоят из рифм,
Что строки должны оканчиваться одинаковыми звуками,
Буквами,
А вся суть в ритме, как в чеканке шага —
Марш.

Почему это не может быть стихотворением?
Я не хочу назваться поэтом.
Часто слишком уж мало мяса
Подают под пустым оперением
Этого жеманного слова.
Но все-таки

Какие есть возражения?
Ведь я говорю отрывисто,
Как рваная телеграмма
На худой бумажной ленточке
Прямиком из-под одеяла,
Где я затаил огорчение
И лежу в темноте под куполом.

Большая как будто разница, —
Обычное словоблудие.
Говорить можно, о чем вздумается:
Разбивай только строки в колоночку —
Вот и новый закон стихоложества.

Житейское

Иногда тянет написать «хуево все», но не хочется показаться пессимистом или невежливым человеком. Надо ведь сначала поздороваться, спросить, как дела, потом незаметно так вставить «да ну, хуево все». Я про этикет почти что все знаю: как говорить, как одеваться, какой вилкой моржа есть, а какой под ногтями чистить.

По Москве появилось огромное количество рекламных щитов от ЛДПР. Даже на тихих улочках, где раньше висели какие-то замшелые муниципальные плакаты с золотыми медалистами района, появились большие синие пятна с желтыми буквами.

Посмотрел, что на картах Яндекса Крым входит в состав России, а на картах Гугла — нет. Но Яндекс, правда, такое только в русской версии сделал. В украинской и турецких версиях Крым принадлежит Украине. Гугл же держится вне национальных предпочтений. А Косово, кстати, за прошедшие годы Яндекс так и не выделил в отдельную республику. Ну и достаточно про Украину. Должен сказать, я сильно устал от эмоциональной напряженности в людях вокруг. Кажется, сейчас волна нездоровой патриотической экзальтации сходит на нет. Все успокаиваются, возвращаются к реальности. И, как сообщают, в русских посольствах и консульствах по всему миру хуй на граждан России кладут ровно так же, как и прежде.


В начале недели у меня случилась история с ремонтными рабочими. Рано утром в понедельник меня попросили последить за ремонтом на квартире у родственников. Там должны были устанавливать двери, и мне следовало пробыть там часа четыре и закрыть за рабочими дверь. Я взял с собой книжку, но читать не выходило из-за того, что у меня болели глаза от слишком яркого солнца. Укрыться от него было почти невозможно. Тогда я нашел на кухне один темный угол и сел туда слушать радио, прикрыв глаза.

Часа три-четыре кипела работа, потом я заметил краем глаза, что строители перестали мелькать в коридоре, давно не проходили за инструментами и материалами. Я вышел в коридор и увидел, что двери установлены и закрыты, в квартире тишина, инструменты и вещи лежат у двери, а вокруг ни души. Я вышел на площадку посмотреть, не курят ли они. Но на лестнице никого не было. Я спустился на один пролет вниз и осмотрел двор: машина, на которой рабочие приехали, стояла под окнами, так что, видимо, никто никуда не уехал. Я вернулся в квартиру и стал думать, куда они делись. Я сел обратно и решил подождать. Прошло полчаса, никто не возвращался. Я подошел к дверям: они были установлены и глухо прикрыты с картоном по периметру дверей. Через стеклянные вставки и через прорези под ручки я разглядел комнаты: в них были свалены коробки и нагромождена сдвинутая мебель, но не было видно ни одного живого человека.

Я позвонил родственникам, рассказал, что четыре часа работы прошли, двери установлены, но рабочие пропали. Они стали звонить им, их телефон не отвечал. Все стали нервничать. Прошло еще минут двадцать, они снова стали позванивать рабочим — тишина. Сумеречная зона какая-то. Я не понимал, почему я торчу полдня в пустой квартире, шел шестой час, как я сидел в грязной, заваленной строительным мусором квартире, дышал краской и пылью. У меня разболелась голова, а по телефону меня пытались успокоить:

— Ну, подожди, может, они руку отрезали и побежали в поликлинику.

Прошло два часа, рабочим звонили уже все. Я думал плюнуть на все, уйти, закрыть квартиру. Что за издевательство! — они взяли и ушли куда-то, ничего не сказав, а я жду их третий час. Уговорами и посулами по телефону меня смогли удержать еще минут на сорок, но потом я твердо решил, что ухожу. В этот момент раздался шорох и явно приятный стон. Затрещала дверь и из одной комнаты, выламывая картонные вставки, выбрели заспанные рабочие. Оказалось, они заперлись изнутри, словно их нет, и уснули себе за коробками — ну не пиздец ли? Проспав почти три часа, они, не глядя на меня, пошли курить. Я им говорю: «Вас все ищут, а вы пропали». Они отвечают: «Ниче-ниче, еще 10 минут — и все будет готово».

Проработали они еще часа полтора. В итоге я проторчал почти там больше девяти часов, до самого вечера. Видимо, я надышался там всякой дрянью, потом у меня болела два дня голова, мне казалось, что меня преследует тяжелый запах краски. А от пыли пробудилась моя аллергия. Всю неделю потом отходил от этого приключения.

Самый серьезный вопрос, изводивший меня на этой неделе: как чихнуть с леденцом во рту?

Житейское

Иногда мне кажется, что я совершенно не деловой человек. Как только у меня появляются деньги, я сразу думаю, как бы скорее прикупить новые шикарные штаны и потащить всех путешествовать.

А еще свитер из альпаки. Я не понимаю, нужен ли он мне или я просто загипнотизирован словом «альпака». Альпака. Альпака.

Февраль получился таким занятым и волнительным, что я даже ни одного фильма не посмотрел. С беспокойством и тревогой следил за событиями на Украине и продолжаю недоумевать от крымской истории. Шумливый лозунг «Фашизм не пройдет!» стал восприниматься мной совершенно иначе: не пройдет — в смысле он у нас никогда не кончится.

Совсем не обратил внимания на Олимпиаду. Видел фотографии сдвоенных туалетов, а в остальном все прошло для меня незаметно. И вообще я потерял интерес к этому виду развлечений после игр в Лондоне.

Я Олимпиаду иногда посматриваю. Там такие мудаки наши комментаторы. У каждого нашего спортсмена есть тяжёлая жизненная история. И они её всякий раз рассказывают. Голодала, ела с пола, потом убегала от ротвейлера и прошла олимпийский отбор — примерно так. И про маму, и про папу, и про тренера надо рассказать. У них у всех сложные ситуации. Эти суки с Ямайки бегают за миллионы, а мы зубами за брусья держимся в тридцатиградусный мороз — и это наша божественная непобедимость. Сейчас одна наша медаль выиграла, тётка-комментатор уже семь минут про традиции наши порет. Уже вспомнила тех, кого нет в живых.

Август 2012

В последнее время у меня стала болеть спина. Никаких травм и повреждений у меня не было, так как мой образ жизни весьма спокойный и не насыщен физическими нагрузками. Конечно, я подумал, что мои боли вызваны неудобным положением тела во время сна. Однако я всегда спал странно, и никаких проблем это не вызывало. Я вспомнил, как Хауард Стерн все время расхваливал книгу доктора Сарно о болях в спине (John E. Sarno. Healing Back Pain. The Mind-Body Connection). Взялся за нее и увлекся сразу же. Грубо передать основной смысл книги можно так: причины болей в спине не изучены до конца, и большинство врачей предпочитают бороться с симптомами. Как правило, эти боли не связаны с травмами, а порождаются внутренним напряжением и подавляемыми эмоциями. Врачи прописывают ненужные процедуры и даже доводят дело до операций, когда это вовсе не обязательно. Доктор Сарно противопоставляет сложившейся медицинской практике психосоматический синдром TMS (Tension myositis syndrome), который ведет к головным болям, болям в спине и шее и прочим расстройствам и заболеваниям. Очень интересная книга, как мне показалось. Возлагаю на нее большие надежды.

Простой народ

Не переношу словосочетание «простой народ». Это какой-то собирательный образ недружелюбного крепостного времен Пугачевского бунта. Бородат, вонюч, иногда без передних зубов, но такой родной. «Давай присядем, чая попьем, вечером водочки, потом подеремся. Не ссы! Ты чё, не народ?» Очень способствует навязыванию клюквенного быта пролетарской бедноты в качестве русской повседневной культуры.

Дама с порностаей

Дама с порностаей

Транспортное

В метро в последнее время столько деревенской бедноты. Почти как на фотографиях двадцатых годов. Хоть фильмы исторические снимай. В трамвае же постоянно послевоенные годы: там все время какие-то бабушки катаются — в старомодных платьях в цветочек, напоминающих ночнушки или халаты. В маршрутках — суровые девяностые. Запрыгнул в одну из-за спешки, попал на какой-то перелай из-за неоплаченного проезда и пропавших монет. А в автобусе катаются те, кто уже никуда не спешит. Соответственно, время там остановилось. Вот, например, едет человек на день рождения и на весь салон делится по телефону с приятелем:

— Я вот ему книжку везу в подарок. Фотографии ню.
— …
— Нет, не фотографии мира, а фотографии ню.
— …
— Нет-нет, ню.
— …
— Ню.

Но на другом конце упорно не понимают. И пассажир продолжает настойчиво объяснять:

— Ню! Ню!
— …
— Нет, ню.
— …
— Эн-ю,
 — разжевывает по буквам.
— …
— Не эм, а эн. Ню.
— …
— Ню! Ага, ню.

После игры в испорченный телефон он дал свою оценку всему этому «ню». К этому моменту уже весь автобус умолк и внимательно прислушивался к рецензии.

— Ну как тебе сказать, — начал он канючить. — Вроде бы это искусство, а с другой стороны — листаешь и листаешь, не остановиться.

К слову, ненавижу слово ню и всю эту нездоровую пиписочную утонченность. По-моему, это даже гаже, чем секс через е.

Финальная сцена из ненаписанной драмы

Д е в а. Постойте, не уходите, граф! Обещайте мне одну вещь.
Г р а ф. (нетерпеливо) Ну что ещё!
Д е в а. Обещайте… (пускает слезу) Обещайте впредь думать.