Сегодняшнее утро я встретил в купе поезда Воркута—Москва. Из Архангельской области я вернулся с куском масляной рыбы и корытцем голубики.

В начале февраля снег выпал в Москве, потом снег выпал в Европе, в том числе и в Париже. Рейсы задерживались, отменялись. Парижский аэропорт был полностью деморализован выпавшим снегом. Служащие на аэродроме завороженно смотрели в снег не шелохнувшись. В самом аэропорту тоже было пусто и неподвижно. Чтобы не унывать, службы решили в столь тяжелое время работать через один контрольный пункт, и посмотреть, насколько длинную очередь трансферных пассажиров им удастся собрать таким способом. За этим наблюдало штук шесть беспризорных служащих. Вероятно, они также были удручены нежданным снегопадом и работать для них в таких условиях оказалось бы неподъемным бременем.

В Шарле де Голле прозрачные трапы из зеленого стекла. Пассажиры движутся в них, как реактивы по трубкам. Трапы пересекаются: поток вверх — поток вниз.

Из-за отмены рейсов бизнес-лаунжи были забиты. Ожидающие, как хищные птицы, следили за свободными табуретами и в нетерпении торжественно захватывали едва остывшие места.

Мой рейс отложили всего на пару часов. Я смог улететь в тот же день, это было удачей. Парижское трудолюбие напомнило о себе еще раз уже по прилете, когда оказалось, что за четыре часа между рейсами эти кретины не удосужились донести мой чемодан до самолета. Не прилетели чемоданы и паре поляков, но они перенесли эту потерю бодро и со смехом. Заполнив бланки в отделе утерь, они ушли, и я остался в темной и холодной Валенсии в одном костюме и пальто.

Из-за выставки все отели в Валенсии были раскуплены, и мне снова пришлось снимать квартиру. Квартира была не просто холодная, а ледяная. Отопления, как обычно, нет, из оконных щелей дует, и у меня нет никаких вещей. Первую ночь я спал под тремя одеялами, но все равно промерз насквозь и простудился. Оскорбленный потерей багажа, я был совершенно подавлен и обессилен, что помогло недугу свалить меня. В последующую ночь я перебрался спать на кухню, устроив себе лежбище прямо под трескучим кондиционером — единственным источником теплого воздуха.

Валенсия мне понравилась в прошлый раз, но теперь у меня совершенно не было желания любоваться ей. Я, потупив взор, ходил на выставку (там же заряжал телефон), есть и домой. Потом ждал новостей о багаже.

В Валенсии нельзя просто взять и сесть в такси. Все по строгой очереди. У железнодорожного вокзала лезу я в машину, а таксист меня выгоняет, мол, иди в первое такси. Я отвечаю ему, что нет там никого, — пустая машина стоит. Так вот же не поленился, побежал проверять. Обнаружив, что действительно пустая, побежал на вокзал искать водителя. Две минуты рыскал, не нашел, и только тогда согласился везти меня.

Из Валенсии я поехал в Барселону на поезде — первый раз в Испании. Вагоны здесь меньше, теснее и неудобнее итальянских. Вдобавок пассажиры моего вагона оказались достаточно невоспитанным стадом. Всю дорогу они галдели, не замолкая, кричали через вагон, ходили по вагонам туда-сюда, пересаживались. Едешь, как с обезьянами. Нет, с обезьянами, пожалуй, было бы спокойнее.

В Барселоне я приятно отоспался в теплом гостиничном номере. Поскольку я менял адреса проживания, то чемоданчик летел вслед за мной, как письмо Бориса Житкова. В Барселоне он, наконец, нагнал меня.

На этой неделе остался в Москве, а тут отключили горячую воду.

Когда собирал вещи в Бухаресте, уронил внешний жесткий диск. Диск сломался. Это подтолкнуло меня по возвращении в Москву заняться мелким ремонтом техники. Поменял батарею в макбуке, купил новый диск.

Из столичных новостей. В московских автобусах своевременно приглашают на парад трамваев 15 апреля.

Москву облагораживают с невиданным размахом. Чувства ремонт города вызывает противоречивые. Идея как есть замечательная, но планирование и исполнение работ кажутся настолько неслаженными и затянутыми, что неудивительно в какое уныние она вводит горожан. Знакомые иностранцы, побывавшие в Москве, искренне поражаются: «Вы столько денег тратите на гранит и камни — это потрясающе! Но как же отвратительно вы их кладете». За последние семь собянинских лет уже выросло новое поколение москвичей, которое никогда не видело неперерытых улиц.

Тем временем в Москве безжалостно уничтожили железнодорожную станцию Рабочий поселок. Это небольшая тихая платформа сразу за Кунцево, если ехать из Москвы. То, как ее сравняли с землей, выглядит самым настоящим культурным терроризмом. Ровно как с тем несчастным самолетом на ВДНХ, который изрезали на части.

Этот отпуск я решил провести в России. Вот рассказ про то, как я съездил на поезде в Вологду и Тотьму, увидел Северную Двину в ее девичьем имени Сухона, паршиво отобедал в ресторане «Сияние Севера», но поел вкусных вологодских пряников — klisunov.ru/travel/vologda-totma/

Альбом на фликре — flickr.com/klisunov/

А это немножко фотографий из поездов туда-обратно.

Ну вот я и в Москве. Собянин либо мстит кому-то, либо он что-то потерял, но не помнит точно, в каком месте, поэтому он перерыл каждый двор, заглянул под каждый бордюр.

Повсюду, кроме центральных улиц, разорение. Первые этажи домов сдаются под аренду. Книжные, парикмахерские, банки, магазины заброшены и пустуют. За запачканными грязными окнами видны следы поспешного бегства: брошенные коробки, перевернутые сломанные стулья, оборванный календарь. Расползлась по Москве лишь сеть грязных продуктовых «Дикси».

Еще один застенчивый акт современного вандализма. В вагонах метро стерли прекрасные надписи «Не прислоняться», а вместо них приклеили стикеры с мелкими и темными буквами. «Фрунзенскую» закрыли на год из-за ремонта эскалатора. На год! За такие сроки целые линии метро вырывают (не в Москве, конечно), а у нас смена эскалатора — год. Год!

Я поехал в Хуахин на поезде, потому что в интернете было написано, как живописна железная дорога до Хуахина и как длинны и утомительны заторы на шоссе на выезде из Бангкока. Да и просто люблю я поезда. Я не покупал билет заранее, но в утро отъезда я начал беспокоиться, что не смогу уехать, поэтому на вокзал поехал очень рано. Мои опасения были напрасны — я спокойно взял билет в кассе безо всяких очередей. Место в вагоне третьего класса стоило 44 бата (это около $ 1,25). Других классов — первого и второго с кондиционером и удобными креслами, — обещанных на сайте Тайских железных дорог, для поезда на Хуахин не было предусмотрено.

Вокзал Хуалампхонг — это большой зал ожидания с различными будками с едой и столовой. Ожидающие своих поездов сидят под вентиляторами и смотрят на картины с изображением короля и его супруги. У монахов есть свои лавочки, помеченные как места для инвалидов и пожилых. Они стоят поодаль, и у монахов есть свой большой вентилятор. Чувство утреннего голода и тошнота от жары одолевали меня с равной силой. Я кое-как съел две сосиски и присел у вентилятора позади монахов.

Поезд долго не подавали. Но действительно серьезное подозрение одолело меня, когда за 10 минут до отправления поезда рабочие стали разбирать рельсы на пути. Но никто из пассажиров, кажется, не беспокоился. Хотя им, возможно, что-то было известно. Дело в том, что все объявления на вокзале звучат лишь на тайском языке.

Поезд задержали на полтора часа. За это время рабочие сняли все рельсы с пути. Вдруг после очередного непонятного мне объявления вся толпа ожидающих, уже расслабившихся и разлегшихся прямо на платформе, вскочила со своих мест и побежала прямо через пути на другую платформу. Я последовал за народом.

Поезд оказался дизельной электричкой с небольшим количеством вагонов. В вагонах установлены вентиляторы, но они мало помогают. Стекла и ставни в окнах опущены, так что на ходу вагон продувается горячим воздухом.

Пассажиры забирались в поезд и бегом занимали места так же, как это происходит в Текстильщиках. Я нашел место в начале головного вагона. Кто-то не нашел себе сиденье и разместился в проходе или стоял всю дорогу. На одной станции в вагон зашел буддийский монах. Все бросились уступать ему место, но монах отказался сесть. Я подумал, вот какой монах — не сядет на место другого, если тому стоять придется, а ему оказывается всего лишь одну остановку надо было проехать.

Поезд ехал долго. Дорога и правда была живописна, но наслаждаться ей не было сил. Иногда поезд шел через поля и деревни. Тогда воздух вонял кострами и речным говном. Иногда поезд стоял посреди джунглей — пропускал встречный поезд. А на одной маленькой станции на поезд напали обезьяны, и все стали их фотографировать.

Все станции по пути были чистые, ухоженные, светлые, выкрашенные в голубые, желтые и пурпурные цвета. На станциях висели флаги, королевские портреты и стояли цветы.

Хуахин же оказался очень тихим и маленьким городком. Тут хороший пляж и приятное море. Все дни, что я здесь, на море постоянно дует сильный ветер. Если вы пойдете плескаться в бурных волнах и оставите свое полотенце без присмотра на полчаса, то его наверняка занесет песком и вы не сможете его найти.

Если кто в наше время мечтает стать настоящим писателем, поэтом эпохи и певцом настоящей жизни народа, ему непременно стоит отправиться за сюжетами к кассам железнодорожных вокзалов.

Какая же паршивая станция Гарибальди в Милане. Ни хера ничего не работает, все закрыто, запечатано, никого нет. В восемь вечера с голоду подохнуть можно. Одни лишь алкаши сидят благородные, евроценты клянчат. Катаешься на эскалаторе по пустому вокзалу туда-сюда.

Забыл прокомпостировать билет, вспомнил у дверей вагона, пять минут бегал по вокзалу, искал компостер. Один нашел — не работает. Побежал другой искать. На ватных ногах добежал обратно за минуту до отправления. Я не помню, когда я так последний раз бегал. А билет так и не проверили в пути.

На выходных опять мотались по всей Ломбардии, накатали больше 600 км. Это помимо небольшой поездки на электричке. Поэтому у меня на камере сплошные виды из окон: дороги, провиницальные пейзажи с полями и сельская жизнь. Одно и то же. Уже и показывать неинтересно. Ниже я высунулся из вагона и фотография с цветочками.

Пока писал — началась гроза. Гремит и льет. Это так прекрасно.

За два дня до вылета меня обычно посещает робкое чувство тревоги. Как бы меня ни тянуло в путешествия, я не люблю уезжать и расставаться с людьми. С ранних лет, насколько себя помню, чувство переезда и смены места приводило меня в неприятное смятение. Оно скоро рассасывалось, обычно на второй день после приключения, а ныне моя предполетная хандра улетучивается за несколько часов до выезда. Тронувшись в путь, о тревоге я уже не вспоминаю.

Таксист меня приехал забирать утром совершенно странный. При встрече он выматерился, раздосадованный неудобством парковки у подъезда и тем, что он сделал два круга вокруг дома, но при этом изобразил ухмылку, показывая, что это он так шутит. Дальше дорога проходила в тишине, с обычными для таксистов ворчливыми матерками под нос тут и там на МКАДе. Подъезжая к Домодедову, все вокруг стало его неимоверно раздражать. Он обзывал водителей других такси cобянинскими ебланами, материл и колотил свой счетчик-датчик, потом, видимо, вспомнив, что он в машине не один, повернулся ко мне: «Приперло же тебя ехать в Дерьмодедово! Это же самый поганый аэропорт. Что ты, из Шереметьева не мог улететь?» (мат опущен)

Пробок на шоссе не было, кроме небольшого затора на самом последнем светофоре перед аэропортом. Но заметив его, таксист возликовал: «Вот, Домодедово напомнило о себе. Пробочку не хочешь? Люди тут бросают машины и идут по пешком с чемоданами! — кричал он. — Сейчас вот выйдешь и пойдешь по дороге. Будешь весь грязный!» Я заметил, что пробка небольшая и время терпит. «Чё время, еб? Чё время? Да если б не я, тебя бы высадили здесь и пошел бы пешком». Я ответил, что я обычно пользуюсь их службой такси и меня никто никогда не выкидывал на шоссе и всегда довозили. Он жаждал исключительности и, видимо, решил меня наказать за непочтение к его услугам, поэтому после шлагбаума он припарковался с самого края и сказал, что высаживает меня здесь. Я спросил, почему он не подъедет поближе. «Давай три тысячи — подъеду! Может, тебя, еб, до стойки довезти? Вынимай свой чемодан!» Он обиженно отвернулся от багажника и от меня, не желая никак помогать. После чего разъяренный он захлопнул двери, а я пошел на регистрацию. Адовый водила.

В аэропорту за 10 минут прошел все контроли. Я почти не спал ночью, поэтому дремал в ожидании рейса. Весь полет тоже, конечно, проспал. В этот раз летел через Верону — решил попробовать этот аэропорт вместо дорогой Мальпенсы.

Аэропорт очень маленький, уютненький, паспорта проверяют раза в три медленнее, чем в Мальпенсе, где штампуют не глядя, задерживаясь на пять секунд дольше лишь на красивых девицах. От аэропорта до железнодорожной станции ходит автобус. Написано, что время в пути — 20 минут, но я доехал меньше чем за 10. На этом моя слаженная поездка окончилась. Дальше я попал на забастовку.

По глупости я не только взял билет на regionale (электричку), но и прокомпостировал его. Только после этого я узнал, что почти все электрички на сегодня отменены из-за забастовки. К тому времени я проторчал на вокзале почти два часа. В итоге мне пришлось купить другой билет — на скорый поезд Венеция — Турин. Забастовки — это, пожалуй, самая неприятная вещь в Италии.

До дома добрался к шести вечера. Немножко пришел в себя перед ужином, узнал список дел и распорядок встреч на ближайшую неделю, съездил поужинать, прогулялся и как-то незаметно влился в Миланскую жизнь.

Никогда не угадаешь: в пятницу в Милане бастует метро.

Вчера у меня выдался выходной в буквальном смысле слова. Покушали, побегали, посмотрели, погуляли. Вкусное застолье в уютном грузинском кафе на Украинском бульваре: хинкали с соусами, хачапури, солёные помидоры, капуста, джонджоли, вино, тархун. Я не помню, когда мы так объедались. Я так разомлел, что даже в кои-то веки дёрнулся в foursquare, чтобы оставить благодушный отзыв. Сытно, вкусно — нашлось местечко, где теперь ужинать и проводить приятные встречи.

Сидеть и кушать там надо часами. Но оказалось, один мой друг уезжал этим вечером. Оставалось меньше 50 минут до отправления поезда, когда он нам об этом сообщил, но мы всё-таки решили его проводить. Стряхнули сытую негу, взяли ему в дорогу хачапури и побежали на вокзал.

Всё так быстро, со смехом, с шутками.

И уехал.

Отсутствие десерта дало о себе знать в одночестве пустого перрона. Вы знаете, очень сложно найти ближе к поздней ночи хорошее кафе с десертом. После долгих прогулок по ночной Москве пришлось в итоге остановиться в неприятном Кофе-хаузе, где я был первый и последний раз, как я понял. Я очень падок на чизкейки в меню и очень раним после того, как их пробую. А не заказать их не могу. Тяга такая сильная.