В Америке наконец разрешили однополые браки. От этого необъяснимо светлое чувство, праздничное даже. Это знаковое событие, и через поколение-другое, наверное, не останется приличных стран, где этот вопрос не будет разрешен в пользу свободы и равенства.

Я как раз недавно размышлял. Вот у нас не разрешают однополых браков. А если приезжает, например, такая пара в Россию, то им визы выдают как супругам? Или говорят, мол, не признаем?

Или же найду я, например, себе мужчину с усами за границей, выйду за него замуж из-за корыстных целей, то этот брак признают тут? Или я буду тут холостяком, а там состоящим в браке?

А если я потом женюсь тут, то что, стану многоженцем?

Обратил внимание в блоге у Навального, как оформлены стенды, уличные палатки и баннеры к праймериз. Заголовок и жирная линия чувствуют себя рядом некомфортно и не находят себе места, отчего вся композиция выглядит несвязно и неуверенно.

До

Всего-то нужно линию перенести к потолку. Это прочно приколотит заголовок, придаст ему осознания своего места и порядка. Подпись «на стороне людей», если она уж так необходима, никуда при этом не отвалится — удерживать ее дополнительными способами излишне.

После

Хиллари выигрывает просто по дизайну. Ее логотип — это геометрический ровный, четкий знак с отчетливо видным позитивным вектором движения. В то время как у Буша просто взбулькнувшее междометие из комикса — такой вот нависший «ёб!» над 2016 годом.

«Женщина, которая не может уйти»
— это тяжелая бытовая драма, рассказывающая историю гражданки, у которой всегда что-то стоит на плите, поэтому она в течение 18 лет находится на кухне и не может уйти. В финале варево убегает, залив плиту. Женщина теряет сознание, и ее выносят с кухни. Занавес.

У моей кузины каникулы после окончания первого класса. Теперь мы проводим дни вместе и читаем интересные книжки. На прошлой неделе она зачитывалась кровавой бретонской легендой «Собака мертвой головы». Потом мы слушали африканские сказки в исполнении Плятта и читали стихотворение «О том, как папа застрелил мне хорька». Взрослые говорят «Какая жуть!», а мы радуемся.

А еще мы мечтали, как пойдем в поход. Я засовывал ее в спальный мешок, надевал на нее большой рюкзак и показывал складные ложку и вилку. После я зачитывал вслух отрывки из путеводителей и справочников туристов сорокалетней давности. Советы там были: как выжить в тайге, как сплавляться по рекам, как поддерживать здоровую психологическую атмосферу в турпоходе. Очень понравилось, что «по пути следования надеяться на дичь, грибы, ягоды нельзя». Я прочел три книги по выживанию в лесу, и понял, что лучше всего неопытную группу обвязывать веревкой. Правда, когда я дошел до описания возможных несчастных случаев и укусов насекомых, мне расхотелось идти в поход.

В трамвае ехала молодая пролетарская семья с младенцем в коляске. С дитем не говорили — перед ним держали планшетик, с которого под ужасные электронные писки голос для идиотов сообщал на весь салон «Это кошечка!», «Это собачка!», «Это птичка!» — и так весь маршрут.

В доме поселились две вульгарные тетки. Каждую ночь они проводят на балконе: щелкают зажигалками и обсуждают мужиков и знакомых-дур. У них грубые универмагские голоса и всегда не ладно в жизни.

Я понял, мне нравятся голые женщины. До этого предпочитал в шубах — застегнутых до подбородка и обвязанных поверх шарфами. Да чтоб руки в варежках и валенки на ногах. А теперь вот голые по душе.

Придумывать концовки бессмертных произведений намного интереснее, чем писать всю книгу целиком.

— Никому нельзя верить. Но вы ведь не такой, Арнольд? Мне маменька говорила, вы жуков любите. Посмотрите, какой я вам свитер связала. С оленями. Вы ведь будете меня навещать в лечебнице?

— Непременно.

И больше их ареалы обитания не пересекались. Арнольд удалился в степи, а Катенька предпочла лесотундру.