Я достал из гардероба плавки; в ванной в груде бутылочек и баночек нашёлся крем от солнца; сложил аккуратно белые штаны, для вечерних раутов выбрал пару шикарных рубашек, которые даже в Москве не решался носить; для ума взял наугад несколько книжек, для души накачал фильмов, для друзей запихнул в чемодан бутылку водки.

Я в Бангкоке пятый день, а кажется, что вообще никакой жизни до этого и не было. Да и меня в Бангкоке до этого как будто не было. За несколько месяцев тут отгрохали ещё до кучи небоскрёбов и расчистили места под новые. Тут, по-моему, каждый день за углом вырастает по 40 этажей современных зеленооконных высоток. Стройки шуршат до поздней ночи. Хотя вот идёшь-идёшь себе по такому современному кварталу и — бац! — вдруг оказываешься в совершеннейшей деревне: с деревянным хижинами, с крестьянами на стареньких велосипедах; где вдоль дорог что-то варится в больших чанах на открытых кострах, кругом валяются кокосы и огурцы в тазиках, ходят петухи на верёвочках. Но потом снова всё в порядке: хай-тек, широкие проспекты, куча машин и бесконечные торговые центры.

Жизнь кишит всюду и всегда. Ночью на центральных улицах пробки бывают круче, чем днём. Вообще в темноте весело: то на крысу наступишь, то на тебя проститутка старая выпрыгнет из-под моста, то таксист с лицом Боло Йонга покажется в пурпурном неоновом дыму. А в одном тёмном проулке схвативший меня за руку таец, сказал, что его зовут Шарлин и что он влюблен в меня. Я ответил, что это вполне нормальная реакция и я не осуждаю его, но к сожалению, ничего у нас не выйдет. Он печально покуксился и изобразил глубокую боль.

Ну и конечно, тут классная еда и свежевыжатые соки из всего на свете, дешёвые крутые шмотки, раз в день непременно идёт дождь, вокруг красивые и очаровательные люди и все они — все! — улыбаются. Это так одурманивает, что я совершенно расплавился от удовольствия.

Виджевано — городишко на юго-западе Ломбардии с красивой старинной площадью и внушительным собором. Там в течение нескольких майских дней (вечеров, если быть точным) я общался и подписывал договор наверное с самым беспокойным человеком в мире. Родом он был калабриец и говорил весьма шустро. Когда он начинал нервничать, то скорость его речи вырастала ещё больше. А нервничал он практически по любой причине. Так, в самом начале он ни с того ни с сего сразу неудержимо выпалил, что он не мальчишка какой-нибудь и провести его не удастся. Его подозрительность и пугливость не знали границ, поэтому он начал судорожно докладывать, что брат его служит в налоговой, а ещё есть знакомая из юридической конторы. «Со мной никакие штучки не пройдут», — стрекотал он с южным акцентом.

Во второй день, когда был составлен договор и обсуждены условия, он, казалось, завёлся ещё больше: не мог устоять на месте, чуть ли не подпрыгивал и заметно трясся. Подписывать и проверять договор он повёл нас в контору, где служила та самая его знакомая. Милая очаровательная женщина успокаивала его как могла и говорила, что всё в порядке, но он перестал верить и ей. Переспрашивал много раз одни и те же вопросы, тихо нашёптывал ей, чтобы она, заверив и подготовив документы, не отдавала их никому, кроме него. «Вы же видите, это приличные люди», — убаюкивала его синьора. Тут надо сказать, что у «славян» — то есть всех жителей Восточной Европы, включая румын и албанцев, — в Италии весьма дурная слава. Фирменные русские с Монтенаполеоне и Спиги не в счёт. Но разбираться в таких тонкостях никто не обязан. Поэтому свою ответственность и надёжность нужно подтверждать с нуля. Тем более в таком месте, как Виджевано.

Под конец наш знакомый запугал сам себя. Он не мог даже спокойно показать свои документы, а номера и реквизиты банковского счёта диктовал мне, показывая карточку из рук — буквально на миг, тотчас же пряча её на груди, как маленький ребёнок. Но в итоге крепость пала. Правда, к этому моменту он так распереживался, что его глаза уже начали слезиться. Беспокойно собрав листы договора, своё имя на них он вывел с таким торжественным трагизмом, словно подписывал капитуляцию. Пожалуй, все в этот миг вздохнули с некоторым облегчением, хотя сам он, видимо, до последнего ждал, что вот сейчас-то его и надуют.

А когда я ездил в Виджевано в первый раз, в городке проходили какие-то собрания с выставками мотоциклов. Тут и там по старинным улочках трещали моторы. А на главной площади собралась самая большая группа — владельцев BMW, начиная с модели 1935 года и заканчивая современными мотоциклами. Побурчав немного для публики, колонна неспеша двинулась по переулкам.

В метро аппарат по выдаче билетов не выдал мужчине сдачу. Тот разбушевался и стал бить этот жалкий синий ящик ногой. На грохот из будки вышла вахтёрша. За ней нехотя приплёлся милиционер. Оба попытались кричать, но как-то нескладно. Обманутый пассажир тут же резко сунул им в лицо чек и пожаловался на отсутствие сдачи.

— Так зачем вы его бьёте? — поучительно заметил милиционер. — Это же не живой человек.

День идёт за два. Каждое утро и каждое после обеда непременно куда-то ездим по Ломбардии. За прошедшую неделю только в Комо я побывал несколько раз.

Для интуристов тут всё по-прежнему: мороженое, водичка, лодочки и горы. У заезжих миланцев тоже как обычно: поругивают швейцарцев, гоняющих без страха получить штраф, и наворачивают круги в поисках парковочного местечка. Да и я в конце концов смирился, что в Италии каждый день кто-то где-нибудь бастует, даже в Комо, даже в самой крохотной конторке.

В одну из поездок я познакомился с основателем и владельцем фабрики по производству шёлка. Комо, как известно, славится этим. Кстати, никто первоклассный итальянский шёлк не хочет покупать? А то думаю, пора мне уже из знакомств извлекать выгоду. Тем более мой новый знакомый сам предлагал провести экскурсию по фабрике и показать образцы. Собственно, в шёлке я уже порылся. Огромный зал в палаццо, где располагается офис, весь оказался завален мотками, кусками и обрезками шёлка из коллекций за последние 30 лет производства — настоящий музей шёлка.

Ну и напоследок немного сплетен города Комо: сказали, что Джордж Клуни, у которого тут где-то домик на озере, купил себе скутер и инкогнито ездит по улочкам, как обычный итальянец.

С утра в Комо доехать можно очень быстро. А вот вернуться обратно — тяжело. Вдобавок ещё в понедельник прямо на шоссе совершенно нелепо загорелась жестяная бочка с горючим. Стояли.

Наверное, не поверит никто, но в метро напротив сидела женщина, похожая на Уирд Эла Янковича. Такое же гладкое, издевательски открытое лицо с возможными пакостливыми намерениями в глазах. Только кудряшек у неё не было.

Пересекал границу на автомобиле я в первый раз. Знаете, как бывает в фильмах: когда какие-нибудь беглецы, переодевшись в женские тряпки, уезжают на автомобиле в другую страну или, спасаясь от нацистов, целая еврейская семья вывозит дедушку в футляре от контрабаса; они подъезжают к перекрытой дороге, какой-нибудь офицер проверяет документы, все напряжены, через минуту он строго оглядывает пассажиров и разрешает проезд; отодвигается деревянный шлагбаум, и все радостно катят по альпийским лугам в сторону новой счастливой жизни. Так вот ни черта подобного в жизни не происходит. На обратной дороге из Италии в Россию между Польшей и Белоруссией мне довелось проторчать 21 час: провести ночь в очереди, добраться до таможни, вернуться обратно, потому что им нужна одна бумажка, которой нет и которую нужно напечатать самому в вольной форме, и снова отстоять очередь. Поляков, кажется, работает меньше, но обслуживают и осматривают они в два-три раза быстрее, поэтому между двумя границами быстро образуется толчея и заторы.

В эти сутки на границе довелось понаблюдать за местными жителями. Короче, Брест — это просто дорога жизни для белорусов. В Польшу люди тащат сигареты и сливают дешёвый бензин, обратно везут всё: от туалетной бумаги и макарон до плинтусов и чайников. Стоят ограничения на ввоз, поэтому белорусские таможенники на контроле взвешивают каждый пакет. Порой на них сыпятся проклятья, случаются ругань и крики. Госслужащие держатся с презренным безразличием и не смотрят в глаза. Совершенно унизительная картина. Люди ездят постоянно, только так и выживают. Всех очень жалко. Вообще проезд по Белоруссии произвел удручающее впечатление: серые тёмные дома, уставшие печальные люди, продавщицы сидят и кручинятся в полутёмных магазинчиках. Ощущение, что попал в конец 80-х. Если в кафе и здороваются, то так, словно на кухне только что кто-то умер.

Оплачиваю карточкой какие-то покупки на заправке. Суровая женщина за кассовым аппаратом вертит её и разглядывает, потом спрашивает:

— Что это за банк?

— Ситибанк.

— Это белорусский банк?

— Нет, американский.

Она разозлилась и прикрикнула:

— Я вас серьёзно спрашиваю.

Пришлось объяснить, что я не менее серьёзен.

До фотоаппарата я пока не добрался, так что вот вам несколько беспорядочных фотографий с айфона. Белорусия, Польша, Италия, Альпы — дорога, одним словом.

Утром небольшой старичок, увидев меня работающим за компьютером и зная, что я из России, полчаса расспрашивал, могу ли я ему привезти женщину. Очень уж не хватает заботливой дамы рядом. Я объяснял старичку, что вообще-то я не по этим делам специалист, но он не отступал. «Мне что: русскую, украинку, полячку, да хотя бы молдаванку. Даже сибирячку или монголочку. У вас ведь там есть монголочки?» На это я ответил, что тебе, старче, может, тогда сразу тайку или филиппинку выписать. «Да я пробовал, — сокрушался итальянский дедушка. — да с документами загвоздка». Тут он поведал, как ездил в Бангкок и на Пхукет, даже вроде договорился, но никого, к сожалению, себе не привёз. Вот если бы ему привезли верную и порядочную женщину в возрасте от 35 до 50, можно даже с детьми, то он с радостью оплатил бы все расходы по доставке дамы сердца и полного её оформления в Италии. Видно было, что на меня он вдруг стал возлагать очень большие надежды. Он попросил записать его e-mail и уверенный, что теперь-то уж всё получится, залез в свою маленькую машинку и уехал обедать.

А вторая половина дня у меня выдалась свободной. Катался по центру на задней площадке старенького трамвайчика и кушал мороженое.

Обыкновенный омар стал для меня самым потрясающим открытием последних недель. И я говорю сейчас не про еду, а про мои познания в биологии. Так вот про омара. Кроме того, что это животное растёт и серьёзно увеличивается в размерах всякий раз, меняя свой панцирь, оно не только не стареет, но обновляет свою ДНК и даже прибавляет в ловкости и живости с годами. Если омара не обижать и не пытаться сожрать, то он вполне себе может жить вечно. Но это пока что в теории — видимо, ещё никому не удалось удержаться. Правда, сейчас один профессор — видный омаровед со стажем — взял под свою опеку красивого и умного лобстера, устроил ему жизнь, оградил от хищников и сидит наблюдает за его беспрерывным ростом. А размеры омара, как я уже сказал, не имеют определённых пределов. Был бы лишь корм. Тут всерьёз задумаешься о гигантских японских кайдзю-монстрах из фильмов ужасов.

Да, будь у меня большой аквариум, я бы, может, тоже завёл омара и дал бы ему имя Хайям. Помните, как Гомерчик своего любил?

Кроме омаров потенциальным биологическим бессмертием обладают ещё разные медузы, гидры и прочие незатейливые организмы. Но это, согласитесь, не так круто. А перебирая материалы и ссылки по этой проблеме, в одной статье я прочитал, что людям тоже частично присуще это свойство, но в очень пожилом возрасте. Однако к тому времени старение серьёзно ослабляет иммунитет человека и делает его существом весьма хрупким.

Не очень знакомый человек ещё. Начинаешь разговаривать, обсуждать что-то, шутишь вдруг (вполне тонко и остроумно, по твоему-то собственному мнению), но человек не смеётся. Не то что не улыбается (снисходительно хотя бы), нет! — он даже бровью не ведёт и смотрит с каменным лицом. Боже мой, каким пошляком себя чувствуешь. Такую глупость ляпнул, наверное, хоть под землю провались. А человек небось Камю всего прочёл и Шопена слушает вечерами, принял тебя за образованного, общался вот, а теперь… Тем временем подходит третий человек, подключается к разговору и тоже вдруг откалывает шутку. Но, Боже, какую! Она столь сногсшибательна и безукоризнена, что хочется жить дальше, хочется бегать голышом по парку секвой — вот какой верой в человечество от неё веет. Но тот тип опять не дёрнул ни одной мышцей на своём неподвижном лице и продолжает мочлаливо смотреть. А, ну всё понятно: он просто тупой. Вздох облегчения.

Последнюю ночь в Бангкоке перед отъездом в Паттайю я провёл в передвижном баре у своей знакомой Сумо. Сумо чуть больше тридцати лет, хотя выглядит она — как и все тайки — моложе своих лет. Забавная и энергичная дама. Родом она из небольшого городка на границе с Камбоджей. В самой-самой молодости работала крупье в камбоджийском казино, а последние несколько лет живёт в Бангкоке. Каждую ночь Сумо с младшей сестрой расставляет бутылки с алкоголем, выдвигает стулья, расправляет тенты на случай дождя, протягивает провода для иллюминации и музыки и начинает зазывать клиентов. Ну и обычно подсаживает пару девиц для хорошей компании иностранцам. Бар работает с 11 вечера и до 6 утра.

За ночь, что я там провел, помимо напитков, мне сделали массаж рук и спины, покормили фруктами, креветками и ещё какой-то острой пищей, после которой я выпил около литра сока, а мои губы стали алыми-преалыми. Потом Сумо выдирала мне седые волосы из головы, а я, не зная, куда их девать, аккуратно складывал вырванное в карман. Да, как видите, дружба с владелицей бара обернулась для меня множеством приятных сюрпризов. Мне оставалось немного времени до отправления, поэтому я решил уже не ложиться и просидел с моими новыми знакомыми до рассвета.

Утром я помог свернуть заведение, и Сумо предложила мне позавтракать. Так вот ресторанчик, в который она меня повела, я бы в жизни не нашёл самостоятельно. Сначала мы неожиданно нырнули в узкий проём, протиснувшись мимо сидящих на табуретках тайцев, прошли через выложенные суровой плиткой кухни с тазами, шипеньем, раковинами, полными воды, пробрались через подозрительные тёмные кладовые, перешагнули детей на полу — одним словом, просто клип Mötley Crüe «Too Young to Fall in Love». В итоге мы оказались в тайской таверне, где я съел интересное блюдо с разными порубленными ингридиентами и креветками. Наверное, это можно назвать самым настоящим погружением в тайскую кухню. Еда мне понравилась. Тогда я понял, что мне нужен хороший гастрономический экскурс, и я, в принципе, непобедим.

Как теперь жить после Таиланда? Здесь такое невероятное внимание со стороны девиц, столько улыбок отовсюду, комплиментов и просто приятной заботы, что совершенно не представляю, как вернуться к прежней жизни. Я уверен, что по возвращении в Россию первые же встреченные мною особы не только не улыбнутся, а скорее всего, даже не поздороваются в ответ.

Есть в ЖЖ такое сообщество: spizdil-i-rad — там человеки похваляются своими кражами. Я сидел, моргал одним глазом, читая их откровения. В основном, мелочь прут из Ашанов. Наушники и мелкий корм таскают. Ложки, вилки ещё считается крутым увести. Кто-то там свисток украл. Вообще жуть, но для изучения человечества сгодится.

Вот барышня пишет, что «спиздила в „Перекрестке“ лишний помидор».

«Я только начинаю воровать, — пишет другая, — и начинаю с мелочи. На прошлой неделе вынесла из супермаркета пакет конфет „Коровка“ и два яйца в рукавах курточки. Яйца — реальный риск, так как они могли еще и разбиться».

Я плачу в истерике. Мальчик хвалится минералкой и соевым соусом. Ещё один вынес банку брусничного варенья. Вот мне нравится ещё: «Спизданул Хемингуэя». Книжка дорогая, а почитать хочется. Нет, это мило.

«Сегодня сперла в супермаркете две упаковки туалетной бумаги. Не знаю, что на меня нашло. Стыдно и весело».

«Украл с поля десяток початков кукурузы».

Спрашивают советы, как красть в Икее? Некоторые приводят хитрые схемы. Например, взвешивать овощи-фрукты, а потом докладывать ещё в пакет. Причём многие прут ради самого действа. Как тот депутат, которого поймали на краже трусов. Ну вы помните, справедливоросс какой-то девять пар пытался вынести, но зазвенел. Позорище, одним словом.