Перед началом шестого класса, вернувшись в самом конце лета в пустую августовскую Москву, дома я первым делом бросился к телевизору. Я невероятно соскучился по нему, и мне не терпелось пощёлкать каналы в поисках чего-нибудь нового. Открытия были следующими. Во-первых, снова стали показывать ушлые шоу американских проповедников, высоких худых стариков, затянутых в чёрные костюмы по подбородок. Громко и грозно они выступали перед запуганными необратимостью суровой любви Господа плаксивыми толстушками, глупыми домохозяйками и скучающими, уже давно уверовавшими старушками. А во-вторых, появилась передача куда более духоподъёмная и исцеляющая — «Магазин на диване», неистово расхваливающая тогда супертёрку. То, что творилось там, проповедникам и не снилось.

Улыбающийся ведущий-спаситель обещал чудо, и прямо на глазах зрителей супертёрка превращала безруких идиотов в гениев кулинарного дела. Минуту назад специально заготовленный кретин не мог порезать картошку, не отрезав палец, не мог открыть пакет молока или очистить апельсин, а теперь с помощью различных приспособлений легко готовил удивительный обед из трёх блюд на шесть персон и давил графины свежего оранжевого сока, не переставая восхищаться и рассказывая хлопающим зрителям о своей бескрайней радости. И это всё благодаря простому набору из тёрки с насадкой и пары каких-то яйцерезок. Я, конечно, сразу увлёкся этим ярким, жизнерадостным шоу и пересматривал многочисленные повторы его выпусков даже в течение одного и того же дня. Всякий раз наблюдал как завороженный и непрестанно умолял купить мне такую же тёрку за какие-то жалкие $49. Но моя вера в тёрку не распространилась на взрослых, поэтому я продолжал следить за волшебными успехами обладателей столь полезного инструмента лишь на экране.

С началом учебного года выяснилось, что новая спасительная программа нашла последователей во многих семьях. Доверчивые родители некоторых детей уверовали в избавление от кухонного рабства и в предвкушении легкой жизни радостно расставались с полусотней долларов. За это им по почте приходил чудесный набор пластмассы с дополнительной видеокассетой о новых свежеисцелённых. Мне довелось посмотреть это видео и насладиться продолжением успехов супертёрки. Тем не менее вскоре вера пошатнулась.

Смотреть одно и то же постепенно стало надоедать. Да и счастливые обладатели чудо-приспособления особо не распространялись о своих кухонных подвигах, пока однажды одна девочка в разговоре не проболталась, что тёрка давно затупилась, давилки и чистилки поломались, да и вообще кухня — это дело сложное. Всеобщее возбуждение спало, тёрка вскоре забылась, а в шоу уже начали втюхивать какой-то новый чудесный комбайн-измельчитель. Однако с тех пор мне всегда забавно смотреть на какие-нибудь сенсационные ролики про новые кухонные изобретения, благодаря которым можно моментально стать настоящим поваром, — нет, правда, ну какая ещё реклама вселяла в человека столько веры?

Москва — Милан и обратно: klisunov.ru/travel/moscow-milano

Я ведь не только телефончиком вертел. Иногда поднимал камеру и фотографировал дорогу через лобовое или боковое стекло. Что вышло более или менее удачно, выбрал для иллюстраций к немногословному описанию поездки.

Кстати, столь долгий переезд вышел не таким тяжёлым, как мне казалось перед отправлением из Москвы. Даже наоборот. Хотя каждый вечер немного укачивало. Главный психологический рубеж в начале пути — это пройти границу. А дальше — совсем другая дорога.

За последнее время мне пришлось объяснять (и даже доказывать!) нескольким разным взрослым людям, что «Три поросёнка» — это английская сказка. И что к тому же их весёлая песенка заимствована и переведена. Но у всех почему-то было закоренелое представление, что Россия — родина поросят. Такую броню невежества, скажу я вам, пробить тяжелее всего.

Пересекал границу на автомобиле я в первый раз. Знаете, как бывает в фильмах: когда какие-нибудь беглецы, переодевшись в женские тряпки, уезжают на автомобиле в другую страну или, спасаясь от нацистов, целая еврейская семья вывозит дедушку в футляре от контрабаса; они подъезжают к перекрытой дороге, какой-нибудь офицер проверяет документы, все напряжены, через минуту он строго оглядывает пассажиров и разрешает проезд; отодвигается деревянный шлагбаум, и все радостно катят по альпийским лугам в сторону новой счастливой жизни. Так вот ни черта подобного в жизни не происходит. На обратной дороге из Италии в Россию между Польшей и Белоруссией мне довелось проторчать 21 час: провести ночь в очереди, добраться до таможни, вернуться обратно, потому что им нужна одна бумажка, которой нет и которую нужно напечатать самому в вольной форме, и снова отстоять очередь. Поляков, кажется, работает меньше, но обслуживают и осматривают они в два-три раза быстрее, поэтому между двумя границами быстро образуется толчея и заторы.

В эти сутки на границе довелось понаблюдать за местными жителями. Короче, Брест — это просто дорога жизни для белорусов. В Польшу люди тащат сигареты и сливают дешёвый бензин, обратно везут всё: от туалетной бумаги и макарон до плинтусов и чайников. Стоят ограничения на ввоз, поэтому белорусские таможенники на контроле взвешивают каждый пакет. Порой на них сыпятся проклятья, случаются ругань и крики. Госслужащие держатся с презренным безразличием и не смотрят в глаза. Совершенно унизительная картина. Люди ездят постоянно, только так и выживают. Всех очень жалко. Вообще проезд по Белоруссии произвел удручающее впечатление: серые тёмные дома, уставшие печальные люди, продавщицы сидят и кручинятся в полутёмных магазинчиках. Ощущение, что попал в конец 80-х. Если в кафе и здороваются, то так, словно на кухне только что кто-то умер.

Оплачиваю карточкой какие-то покупки на заправке. Суровая женщина за кассовым аппаратом вертит её и разглядывает, потом спрашивает:

— Что это за банк?

— Ситибанк.

— Это белорусский банк?

— Нет, американский.

Она разозлилась и прикрикнула:

— Я вас серьёзно спрашиваю.

Пришлось объяснить, что я не менее серьёзен.

До фотоаппарата я пока не добрался, так что вот вам несколько беспорядочных фотографий с айфона. Белорусия, Польша, Италия, Альпы — дорога, одним словом.

Утром небольшой старичок, увидев меня работающим за компьютером и зная, что я из России, полчаса расспрашивал, могу ли я ему привезти женщину. Очень уж не хватает заботливой дамы рядом. Я объяснял старичку, что вообще-то я не по этим делам специалист, но он не отступал. «Мне что: русскую, украинку, полячку, да хотя бы молдаванку. Даже сибирячку или монголочку. У вас ведь там есть монголочки?» На это я ответил, что тебе, старче, может, тогда сразу тайку или филиппинку выписать. «Да я пробовал, — сокрушался итальянский дедушка. — да с документами загвоздка». Тут он поведал, как ездил в Бангкок и на Пхукет, даже вроде договорился, но никого, к сожалению, себе не привёз. Вот если бы ему привезли верную и порядочную женщину в возрасте от 35 до 50, можно даже с детьми, то он с радостью оплатил бы все расходы по доставке дамы сердца и полного её оформления в Италии. Видно было, что на меня он вдруг стал возлагать очень большие надежды. Он попросил записать его e-mail и уверенный, что теперь-то уж всё получится, залез в свою маленькую машинку и уехал обедать.

А вторая половина дня у меня выдалась свободной. Катался по центру на задней площадке старенького трамвайчика и кушал мороженое.

Хотел написать, как позавчера вечером в галерее Витторио Эммануила видел главную угрозу всех супермаркетов — молодого парня на роликах, с мороженым и собачкой на поводке. А потом вспомнил, что давно не писал, и мало кто знает, что вечером прошлой пятницы мне проштамповали мой новенький годовой шенген и сейчас я перебрался в Милан. Как добирался, наверное, ещё опишу подробнее, когда появится больше свободного времени. Пока каждый вечер без сил добираюсь до дома, принимаю душ, падаю на кровать и почти мгновенно засыпаю.

На выходных расслабленно пересматривал «Убийство в Восточном экспрессе» Сидни Люмета с Финни в роли Пуаро. В одной сцене, уже после убийства, когда идут беседы со всеми пассажирами, дворецкий Беддоуз описывает свой вечер в купе с итальянцем. И показывают произошедший между ними следующий короткий диалог.

— Hey, what are you reading, mr. Beddoes?
— I am reading «Love’s Captive» by mrs. Arabella Richardson.
— Is it about sex?
— No, it’s about 10:30, mr. Foscarelli.

В фильме оказалась ещё вторая аудиодорожка — со старым дубляжом. Я не мог удержаться и не проверить, как перевели на русский этот забавный каламбур. Советский дубляж с уничтожающе наивными голосами стерильных праведников выдал такой вариант.

— Что вы читаете, мистер Беддоуз?
— «Рабу любви» Арабеллы Ричардсон.
— Сейчас около шести?
— Нет, около 10:30, мистер Фоскарелли.

Просто голый линолеум. Ничего не осталось. Полагают ли зрители, что это они ничего не поняли или что в фильме не все в порядке — не знаю, как они дальше наблюдают сценку со смеющимся Пуаро, восхищённого показаниями невозмутимого дворецкого и довольно повторяющего «около 10:30». Совершенно убогий выход. Можно было бы обыграть возраст дворецкого и постараться сохранить, хоть и немножко в грубоватой форме, шутку с часами. Например так.

— Не поздновато ли вам читать такое?
— Нет, всего лишь 10:30.

Ну или ещё что-нибудь придумать. Жаль: такая сценка чудная, и совершенно выпотрошена в дубляже.

Хотел написать, как меня раздражает и выворачивает изнутри, когда люди говорят секс через подчёркнуто мягкую, хиленькую е. От этого веет психологической трамвой и инвалидностью. Как будто в этот момент говорящий взял и описался. И стыдно, и неловко — просто невозможно. Вот. Хотел об этом написать, но сейчас это может показаться странным возмущением и неуместным моим капризом, пусть справедливым, но явно уступающим по остроте выборным страстям.

Я тоже вчера ходил голосовать. Погода стояла такая же, как и на декабрьских выборах. Людей чуть побольше, а на участке всё мрачнее и угрюмее. Музыки нет. Лица серьёзные, напряжённые. Неразобравшиеся читают плакат с данными кандидатов и не могут сдержать выплёскивающегося удовольствия, водя пальчиком по длинному числу дохода Прохорова. У нас ещё были выборы муниципальные. Не знал там никого, много подозрительных самовыдвиженцев — видно, так теперь единороссы маскируются. Ничего не поставил, потом пожалел — надо было, конечно, унести домой. Ну а главный мой выбор, судя по всему, не отличался от большинства моих знакомых и остальных москвичей. Хотя утром по телевизору плакал совсем другой кандидат.

На переход Ленинского проспекта в самом раздольном его месте, где он обрастает разделителем и двумя дублёрами, безжалостный светофорик выделяет 27 секунд. Здоровый двуногий человек, двигаясь рысцой, переходящей в галоп, не пробегает и вторую половину проспекта. Одноногие и непрыткие отсеиваются после первого дублёра. Перевести дух можно переходя рядышком Ломоносовский. Тоже увитый дублёрами, но заметно уже Ленинского, он предлагет пересечь себя почти за целую минуту. Но не стоит радоваться раньше времени. В районе Индиры Ганди на Ломоносовском подсовывают всё те же издевательские 27 секунд. Тренируйтесь на коротких дистанциях.