Иногда мне кажется, что я учился здесь только из-за этого здания: чтобы каждое утро идти мимо, глядя как эта громадина выползает на тебя из тумана, чтобы всегда спокойно заходить внутрь в любое время зимой и летом, утром в будни и поздним вечером в выходные.
Ах, ну да! Ещё же бесплатный туалет на Моховой.

Мой любимый западный выход. Сентябрь 2009.

Мы тут обсуждали с друзьями за ужином, как вскрывать вены в тёплой ванной, если потребуется. Я выступал, отталкиваясь от опыта Сенеки, а тут перепроверил у Тацита, что всё же он не расслаблялся в тёплой воде красного цвета, а искал смерти достаточно долго и до ванны дополз уже не только весь перерезанный, но и с изрядной дозой яда, который, правда, уже не так скоро действовал в малокровном старце. И про ванну. Сенека ведь пошёл в бассейн, как пишет Тацит, откуда его унесли в парилку, где он задохнулся. Какого хрена в моей голове держался пять лет образ с лекции по философии об украшении смертью! Мол, стоики — мастера красивых суицидов.

Короче, уважаемые друзья, вены не вскрываем в ванных, отбой! Будем друг друга любить!
И перечитаем источники.

Никогда не понимал и испытывал даже некое отвращение, когда семилетние девочки томно жаловались пятилетним, глядящим на них во все глаза, о возрасте и старости, которая, оказывается, не радость, а после терпели подобное же подражание скучным и ленивым матерям со стороны девятилетних подруг. И так далее по всей цепочке. Я не знаю, что такое возраст, потому что никогда его не чувствовал. И сохраняю ясное осознание себя с тех пор, что помню. Без рубежей, периодов, этапов и прочих надуманных стадий. Я мерил жизнь по другим меркам, вероятно. А может, вообще не мерил никак.

После окончания Университета мы теперь встречаемся раз в сезон. Хотя неплохо погуляли. Поделились скромными неудачами и пошутили.

Снимков мало, и они так себе: на 6400, с рук, просто глупости. К тому же, завидев фотоаппарат, все отворачиваются и уходят.

Москва, вечер 17 января. Кузнецкий мост.

Моя тень — слева.

Снег у Крупской.

Был у меня в школьные годы друг. Зашёл я как-то к нему в гости, он провёл меня на кухню и стал хвастаться новой неразбиваемой кружкой. Он покрутил её у меня перед носом и со всей дури шарахнул об пол. После спокойно поднёс её снова мне, чтобы я убедился, что ей не больно и она вполне себя кружка, как и до падения. Не треснула! Мы посидели, попили, поели, поболтали, он ещё пару раз грохнул её об пол, чтобы доказать мне и в лишний раз убедиться самому в уникальности кружки. Кружка терпеливо сносила эти испытания собственной исключительности. После я ушёл домой.

Через несколько недель друг позвонил и радостно сообщил мне, что он всё же кокнул эту бедняжку. Она достойно перетерпела все эти дикие эксперименты, ни трещинки не появилось на её поверхности, но в один миг она не выдержала. Вполне вероятно, что она служила бы долго, не разбивалась при случайном падении, но для бесконечного краш-теста кружка оказалась неподготовленной.

Вот беда, подумает кто-то. Куча обыденных, легко разбиваемых кружек, чашек и стаканов смотрели всё это время, как тестируют их коллегу. Какие-нибудь чашечки переживали и не могли вынести такого издевательства, старые тёртые кружки, оставшиеся теперь без внимания и чая, сурово приговаривали, что так, мол, и надо. Нечего выпендриваться, что небьющаяся, вот и получай! Возможно, эти посудины до сих пор целы и неразбиты и благополучно пережили некогда «бессмертную» кружку.

А вот интересно, какой кружкой лучше быть?

Я очень люблю Москву!
Для меня эти слова много значат, и я ими не разбрасываюсь, поэтому рад повторить, что я люблю Москву. Моя любовь к ней весьма интимна и трепетна. Не просто потому, что я родился в этом городе и живу всю жизнь, а по какой-то ещё иной, необъяснимой словами причиной. Я чувствую этот большой и живой город именно моим. И даже само имя меня приводит в полусвященный трепет. Я мало с кем говорил об этом. Один раз, помнится, прошлой осенью я пытался описать, что я чувствую, своему другу.

Вероятно, места, где человек провёл первые годы жизни странными отпечатками наслаиваются на детское сознание, и после — в течение всей жизни — сохраняется мистическое чувство причастности, родства и привязанности. Какая-нибудь пыльная тёмно-бурая кирпичная стена может пробудить столько воспоминаний, столько забытых чувств, эмоций, потерянных навсегда моментов той далёкой жизни, где ты был меньше метра ростом и впитывал всё отовсюду, открывая для себя этот мир.

Моё детство — это район Красной Пресни и Тишинки: огромный собор, зоопарк, где я проводил много времени в конце 1980-х и паре первых лет 1990-х гг. рисуя животных, стадион за высоткой, где я бегал в пятилетнем возрасте наперегонки с какой-то женщиной, и много всяких иных мест, которые уже исчезли или затерялись в памяти. Чем ближе я нахожусь к тем местам, тем сильнее у меня кипит внутри смесь странных чувств упущенного времени, счастливых светлых моментов, беспечного существования. Мне настолько бывает не по себе, что я опасаюсь ходить там поблизости один без друзей или близких людей. Но почти каждая прогулка по Москве меня приводит туда, словно меня влечёт непонятный магнит.

Так, я уже хочу отправиться что-нибудь фотографировать. Хватит пока домашнего чтения.

Когда я был в Германии, то очень часто мне казалось, что я слышу русскую речь. Я резко оборачивался, думал, что зовут меня, смотрел, кто. Хотя русских в Мюнхене достаточно много, но в большинстве случаев я реагировал именно на немецкую речь. Если не вслушиваться, то кажется, что говорят по-русски. Немецкий язык является фонетически близким нашему благодаря богатству шипящих звуков, звонких согласных и т.д.

Несколько лет назад я видел репортаж по Euronews, где западные филологи рассказывали о том, что успешным для человека станет, скорее, изучение того иностранного языка, который близок родному фонетически и в котором доминируют приблизительно те же звуки. Мне показалась весьма интересной и&nbspзанятной эта идея. Раньше я об этом никогда не задумывался и учил то, что давали. Так вот для русского Euronews назвал самым схожим по звучанию португальский язык (О, да! Теперь я обеими руками за этот вывод и полностью согласен).

Но, признаюсь, это всё же весьма романтическое пожелание европейских филологов, так как выбирают иностранный язык исходя из других предпосылок. Хотя, может, со всякими этими БРИКами и начнут учить португальский.

А вы верите, что жил когда-то… ну, например, Сократ? Не по всяким источникам, трудам и ссылкам и упоминаниям современников, а вот в душе, сами верите? Верите, что пару дюжин веков назад он вот также ходил по земле, вставал, умывался, болтал там на своём древнегреческом языке, кушал иногда козлиное мясо, попивал вино, улыбался, думал о природе вещей, рассуждал о богах, встречался с людьми, они его приветствовали, некоторые недолюбливали, некоторые слушали увлечённо, кто-то избегал его, а кто-то уже бежал в ближайшую аптеку за цикутой… Но он был. Он жил в этом мире. Вы можете в это поверить, как в своё существование? Несмотря на пропасть лет, отделяющих нас от тех времён?

Желания подводить какие-то итоги в конце декабря нет. Не до конца понимаю, отчего все так охочи до сведения счётов в последние дни. Я же — вне всякого Нового года — чувствую внутри себя, что в последние недели начался новый период в моей жизни. И здесь мне ощутимей временные этапы гораздо большей протяжённости, нежели просто уходящий год. Хотя не скрою, что нумерологическая зависимость настроя от смены цифр, вероятно, неосознанно придаёт сил и очерчивает заметными и чёткими границами этот новый период.

Новый год вообще у меня поднимает лишь организационные вопросы. Докупить всё, что забыл и что нечаянно стухло от отсутствия внимания.

Может ли одинокий человек быть счастливым?

Меня с раннего детства смущали подвиги так называемых «благих отшельников» и одиноких мудрецов. Мне их было разве что жаль, но при всей их мистической привлекательности большого уважения и желания подражать и стремиться быть похожим на них они не вызывали.

Один, сам по себе, ты можешь чувствовать спокойствие, равновесие, гармонию, внутренний душевный порядок и идиллию, чистоту разума и уверенность в себе, гордиться собственными успехами и достижениями, быть хорошим и добрым человеком, но это нельзя назвать полноценным счастьем. Всё это будет его осознанной заменой или же слепой иллюзией в замкнутой и оттого конечной сфере одиночества. Ты сам можешь заполнить этот свой маленький мир лучшими жизненными впечатлениями, бесценным опытом, даже отчасти некой мудростью. Можешь украсить его или заставить цветами вплоть до прозрачных стенок, отделяющих от других живых людей, молящихся о счастии ровно в таких же собственных пузырях. По-настоящему же счастливым сделать сам себя ты никогда не сможешь.

Для счастья нужен другой человек. Всегда. Только он может помочь тебе, и только ты можешь помочь ему.

Вчера, пока в аду устанавливали новые просторные котлы для Мосгортранса, мы наслаждались Чайковским. Позор, тоска, но лично я не был в опере лет 9. После походов в консерваторию в конце октября, наконец, дошли ноги до музыкального театра, где давали «Онегина». Весьма понравилось. Даже по возвращении домой вытянули томик Пушкина с верхней полки, чтобы перечитать некоторые стихи под вечернюю пасту и мороженое.
На «Пиковую даму» теперь, думаю, сходить что ли.