(по мотивам содержательных бесед в общественном транспорте)

Год 2007-2008. Зима. Темно. Потому что зимой всегда темно. Забитый автобус. Потому что автобусы всегда забиты. Потому что они не ходят, а медленно тащатся сквозь сугробы, словно раненые моржи. На заднем ряду приподнятых сидений громко негодует какой-то сварливый мужичок в старых очках и сваленной шапке, закрученный шарфом на всё лицо — оттуда только мокрый бледно-розовый рот открывается.

— А мы… А мы! Мы и подумать не могли. — кричит он, захлебываясь. Находит своим шальным взглядом меня и продолжает. — А эти! А эти-то… Вот дашь им денег — продадут страну. Дай им тысячу долларов — продадут.

— За тысячу не продадут, — печально замечает пассажир слева.

— Ну больше дай! — орёт пассажир, не сбиваясь. — Продадут! Дай им поесть, барахло, музыку эту, компьютеры — продадут!

Дальше была моя остановка. Я сошёл. Но впредь этот голос постоянно звучал в моей голове: «Дай им хорошую работу — продадут! Дай им качественные дороги, современную медицину, лучшее образование — продадут же! Дай им транспорт по секундам, дай им независимые суды, дай им свободу слова, обеспечь им безопасность — продадут тотчас! Ничего не оставят. Всё продадут!»

— Кстати, не хочешь провести чемпионат мира по эротике?

— Что это за гнусность — «по эротике»? Порноолимпиады вон давно проводятся. Всё понятно. А «по эротике» это что, свечки облизывать на фоне блевотной музыки?

— Без женщины долго нельзя. Надо, чтобы хотя бы раз в месяц приходила.

Эту фразу я слышал несколько раз в течение всего времени, что мы лениво искали подходящую уборщицу. Точнее я не искал, а терпеливо ждал, чем обернутся на самом деле советы соседей, рекомендации знакомых и поучения моего друга.

— Филиппинка! — предвкушал он. — Это должна быть обязательно филиппинка — ты знаешь, они убираются лучше всех. Других не стоит брать ни в коем случае. За ними нужен глаз да глаз, всё время подгонять, смотреть, как они работают, чтобы не расслаблялись.

Я уже был наслышан о ленивых работницах, подозрительных славянках и прочих разочарованиях. И вот пару дней назад, наконец, нам подобрали уборщицу. Ответственным за встречу и контроль назначили меня. Показали, что выдать гостье: перчатки, вёдра, моющие средства, порошки, швабры, тряпки, губки. СМС сообщило, что она прибудет после двух часов.

— А тебе не прислали в сообщении, как зовут эту филиппинку? — легкомысленно спросил я друга, чтобы немного отвлечь его от беспокойного перечисления заданий, каковые уборщице предстояло выполнить.

— Сейчас, минутку, — он стал вчитываться в телефон. — Ль-ю… Лью… Льюдмила.

Я чуть не подавился йогуртом:

— И ты решил, что это филиппинка?

— А что, нет? — друг притих. Видимо, после ещё одного вдумчивого прочтения сакральная тайна имени стала доходить и до него. — Я откуда знаю, филиппинское это имя или нет, о! Мне сказали, филиппинка! О-о-о…

— Сейчас я тебе объясню, что это такое. Пассажир едет в купе, заходит проводник и подсаживает на свободное место утку, путешествующую налегке. Утка здоровается, обменивается парой фраз со скучающим путешественником — завязывается разговор. Она забалтывает его, хитростью выведывает код от замка чемодана и, когда пассажир отправляется в туалет, хватает его пожитки и сходит на первой же станции. А пассижир остаётся запертым в туалете, поскольку, как ты знаешь, во время стоянки проводники их запирают.

— А зачем ей нужно столько времени узнавать код?

— После она столько же времени — если не больше — потратила бы на то, чтобы перебрать все комбинации. А крыльями это делать довольно тяжело, особенно если замок тугой. Перецарапается только и утомится. Да, в поездах многое можно случится. В спальных вагонах тебе могут вообще свинью подложить…

— Кстати, тебе никогда не казалось, что «Ну, погоди!» является пропагандой педофилии? Весь день сегодня думаю. Заяц — молодой, писклявый мальчик. Ездил по детскому билету на корабле. Волк — отсидевший лодырь, пьяница, дебошир. Часто раздевается до трусов.

— Ну волк же его хотел съесть.

— Это не было так очевидно. По-моему, он хотел им овладеть!

Меня возили на дачу. На чужую, конечно. Жарить мясо. Провонял дымом. Деревня. На улице никого. Темнота. Пробежит кот. Кто-то на тонированной десятке проедет. Да и всё. Туалет в огороде. Вода из ведра. Из ковшика. Настоящая сельская жизнь. Ещё в поселении есть железнодорожная станция. Центр местной жизни. Платформа, рынок, палатки с роллтоном и пивом, площадь, покрытая пластами грязи, алкаши висят на перилах, лужи шириной в мою печаль — Николаевская Россия.

Больше месяца посещаю всякие налоговые, банки и таможни. Банки — это, конечно, самое приятное. Любое государственное учреждение — это, в принципе, тюрьма. Возвращаясь с таможни, я всякий раз долго мою глаза, пытаясь смыть всё, что они видели, часами молча сижу в ванне, глядя на ровную гладь воды, потом голый закутываюсь с головой в одеяло и повторяю: «Это не со мной. Это мне привиделось».

Сегодня на таможне. Спрашиваю:

— А где здесь туалет?

Тётка, не глядя в глаза:

— А здесь нельзя. Только для таможни.

— А куда идти?

Продолжает безучастно вещать, как радио:

— На улице только. Здесь нельзя.

Самое трогательное, что по её мановению в сторону улицы открывался вид на уходящие за горизонт машины и фуры на складе временного хранения. Куда предстояло бежать, я не понял. В конце концов мне пришлось проникнуть в самое сердце таможни, спрятанное за двумя дверями с электронными замками. Принцип простой: затаиться до поры и проскочить, придержав дверь за проходящим служащим. Мужское сердце, к слову, спрятано надёжнее женского. Засада страшная. У последнего рубежа я даже призадумался, как возвращаться. Мимо проходящий философ, равнодушный к моим перемещениям, на все мои сомнения ответил:

— Вы без карточки отсюда не выйдете. Но поссать-то, наверное, важнее?

Возразить было нечего.

Из истории английской музыки.

<…>
— А что, Шекспир про ремиксы писал?

— Ты что? Он их делал! Shakespeare MC, дискотека «Глобус» — это ж он и придумал стекляный шар под потолком. Гений, что и говорить. Hamlet (Danish Mix), Twelfth Night (Night Dubstep version), As You Like It (House version):

As-as-as-aaa-asas-as-as-as YOU LIKE IT!
As-as-as-as-aaaa-asas-as-as-
YOU LIKE IT!
(исполняется на манер House Master Boyz — House Nation)

Руд инглиш хаус диджей. Толпа радостно кричит. А тем временем копятся предпосылки Английской революции. Потом идёт нью-вейв и ганноверское техно. Ну и викторианский рок, конечно. А Георг III стал первым панком. Это он, по-моему, своим говном кидался (NB читай Фуко). И прыгал голым в зал на руки. Кстати, по этой же причине пало правительство Рэмси Макдональда — Zinoviev Band и всё такое. Обрушили британские чарты. А вот Черчиль отличался спокойствием на сцене. Лишь иногда позволял себе безобидные выходки и потанцульки.

Пересекал границу на автомобиле я в первый раз. Знаете, как бывает в фильмах: когда какие-нибудь беглецы, переодевшись в женские тряпки, уезжают на автомобиле в другую страну или, спасаясь от нацистов, целая еврейская семья вывозит дедушку в футляре от контрабаса; они подъезжают к перекрытой дороге, какой-нибудь офицер проверяет документы, все напряжены, через минуту он строго оглядывает пассажиров и разрешает проезд; отодвигается деревянный шлагбаум, и все радостно катят по альпийским лугам в сторону новой счастливой жизни. Так вот ни черта подобного в жизни не происходит. На обратной дороге из Италии в Россию между Польшей и Белоруссией мне довелось проторчать 21 час: провести ночь в очереди, добраться до таможни, вернуться обратно, потому что им нужна одна бумажка, которой нет и которую нужно напечатать самому в вольной форме, и снова отстоять очередь. Поляков, кажется, работает меньше, но обслуживают и осматривают они в два-три раза быстрее, поэтому между двумя границами быстро образуется толчея и заторы.

В эти сутки на границе довелось понаблюдать за местными жителями. Короче, Брест — это просто дорога жизни для белорусов. В Польшу люди тащат сигареты и сливают дешёвый бензин, обратно везут всё: от туалетной бумаги и макарон до плинтусов и чайников. Стоят ограничения на ввоз, поэтому белорусские таможенники на контроле взвешивают каждый пакет. Порой на них сыпятся проклятья, случаются ругань и крики. Госслужащие держатся с презренным безразличием и не смотрят в глаза. Совершенно унизительная картина. Люди ездят постоянно, только так и выживают. Всех очень жалко. Вообще проезд по Белоруссии произвел удручающее впечатление: серые тёмные дома, уставшие печальные люди, продавщицы сидят и кручинятся в полутёмных магазинчиках. Ощущение, что попал в конец 80-х. Если в кафе и здороваются, то так, словно на кухне только что кто-то умер.

Оплачиваю карточкой какие-то покупки на заправке. Суровая женщина за кассовым аппаратом вертит её и разглядывает, потом спрашивает:

— Что это за банк?

— Ситибанк.

— Это белорусский банк?

— Нет, американский.

Она разозлилась и прикрикнула:

— Я вас серьёзно спрашиваю.

Пришлось объяснить, что я не менее серьёзен.

До фотоаппарата я пока не добрался, так что вот вам несколько беспорядочных фотографий с айфона. Белорусия, Польша, Италия, Альпы — дорога, одним словом.

Маршрутка у метро, шумливая темнота, жалкие притемнённые фонари, палатки кубиками стоят, слякоть кругом. Пожилые парни в чёрном до ушей и с металлическими пивными баночками в руках. Один объясняет:

— Не-не, точняк… Вот как только видишь, что человек начинает нести негатив, сразу ему на! в пищальник. Чтоб никакой агрессии не было.

Ледибои приставучи и немножко уродливы, на мой взгляд. Некоторые, говорят, их не отличают от девушек и попадают в щекотливые ситуации. Хотя странно, как не угадать. В то же время число этих полудев столь велико, что даже страшно, какой спрос покрывает это нестандартное предложение.

Стою ночью на улице и слушаю живое выступление в ближайшем баре. Подходит весьма не трезвая тайка.

— Ледибой? Думаешь, я ледибой? — она еле-еле стоит на ногах, покачивается, нежно поддерживается за мою руку и говорит так сонно-мягко.

— Нет, — говорю. — Не думаю.

— Я — леди. Но мои родители — ледибои.

— Мм, — киваю, но страшусь даже представить, как такое возможно.

После она пытается сама с собой договориться, что мы непременно увидимся ещё. Я только улыбаюсь, она успокоенная и довольная уходит.

А ещё мои новые знакомые хотят непременно сводить меня на шоу трансвеститов. Говорят, очень красиво. Я, правда, прошусь на слонах покататься, тигров почесать, а они меня всё удивить хотят и не понимают моего равнодушия. А меня, признаться, в отношении ледибоев мучительно интересует только один вопрос: в какие всё же кабинки они ходят в туалете?

Сегодня утром, спросонья тыкая пальцем в телефон, случайно открыл подзабытую шахматную программку и неожиданно решил задачку, над которой когда-то ломал голову несколько дней. Так обрадовался, что снова уснул.

А ещё мне тут объясняли про всяческие хитрые разновидности шахмат.

— Больше всего пока запомнилась игра, где вместо фигур одни ферзи. Ну и два короля стоят.
— Курят, пока стервы волосы друг другу дерут?
— Есть кстати разновидность, где вся доска занята только пешками. Одна половина черными, другая — белыми.
— Пешками — это издевательство. Это как зубочисткой медленно убивать.

Последнее меня совершено возмутило. Я посчитал, что хуже только кидать шашки в лицо противнику, пока он думает над ходом.

— Я не помню, ты плавать умеешь?
— Нет. Я стараюсь подальше от воды держаться. Хотя не отказался бы от бассейна небольшого.
— То есть ты воде не противишься?
— Меня, скорее, отпугивает бессилие перед стихией.
— Да ладно, пописай в море и считай, победил её.

Часто звонят по телефону и предлагают подключить интернет или цифровое телевидение. Заманивают всякими скидками, сотнями тв-каналов, шустрыми мастерами, которые вмиг разнесут все лишние стены, чтобы тянулся к жизни слабый проводок.

В преддверии отключения воды я сегодня подумал, а что если и подключение к канализации было бы тоже частным. Звонили бы и предлагали подключиться к их трубам. Какие бы они убойные предложения насочиняли? Моя скудная фантазия почему-то первым делом додумалась до сметаны из крана и ещё каких-нибудь питательных бонусов в каждый дом по своей трубе.

— Это ж сколько сметаны понадобится? — тотчас же был задан мне вопрос.
— Ну, извини, там и тариф недешёвый. Выбери экономный и лакай кумыс. Если человек себя любит, детям добра желает, он, конечно же, на сметану подпишется.