Никак не получается лечь в постель раньше полуночи.

Вчера разогревал лазанью и как-то неправильно настроил духовку. В пять минут всю кухню затянуло дымом. Побежал открывать все балконы и окна, чтобы проветрить. Рассосалось. Бросил затею с духовкой, разогрел на плите. Не люблю я разогревать еду и совершенно не умею это делать. Приготовить — пожалуйста! а разогревать и тем более размораживать — ну его.

Вечером предстояло ехать на две с половиной встречи. Добираться на место надо было самому. Посмотрел в интернете, что приближается нужный автобус, обулся и вышел на остановку — оп! Транспорт по секундам — это экстаз от технического прогресса и ощущения идеально рассчитанного времени. Правда, все выигранное время я позже посеял, прибыв на место часом раньше из-за недопонимания о назначенном часе. Не хотел сидеть в баре, ждал на улице — задубел. Но потом истек жалостью к себе и спустился погреться в метро, как бродяга.

Кульминацией вечера должен был стать полуделовой ужин в одном из пригородов Милана. Как только я попадаю в итальянскую провинцию с темными домишками и заколоченными фермами-кашинами, я начинаю переживать, как возможно жить в такой глуши. Знать, что тут живут люди, и в то же время не замечать ни одного горящего окна — это даже страшно. Пустые улицы — как после войны или эпидемии. Припарковались в каком-то подозрительном углу совершенно безжизненной улицы. Нашли нужный дом, прошли через калитку, потом еще через одну, пробрались по темному саду и наконец попали на освещенный внутренний двор.

Трехчасовой, как это водится, ужин прошел приятно и незаметно. Кажется, я впервые ел пиццу с анчоусами, и мне понравилось. Солененько. На десерт был убийственный шмат свежей горгонзоллы. Это бомба. После нее хочется лечь спать, обхватив живот. Только посмотришь на кусок и уже чуешь тяжесть в животе. Мощнейший сыр. Но я бы не злоупотреблял. Познакомился с президентом ассоциации итальянских поваров или чего-то подобного. Еще среди гостей оказался артист-фокусник. Он показал пару трюков с картами и мячиками, после которых я вряд ли поверю кому-нибудь в этой жизни и тем более самому себе.

Домой вернулся поздно, спать свалился опять ближе к часу ночи. И даже в этот поздний час соседи-кретины сверху стали что-то ронять и греметь. Видимо, они еще слив себе в туалете поломали, потому что в трубах теперь слышен постоянный глухой рокот. А трубы эти прямо в стене у изголовья моей кровати. Под эти звуки я промаялся неизвестно сколько времени. Как будто и не спал вовсе. Только глянул на телефон — а там уже семь утра. Так и ночь пролетела. Но сегодня я решил никуда не идти и отогреваться в постели.

Немного ночных картинок.

Шесть утра. За окном очередное серое летнее утро. Все вокруг равномерно серое. Даже белая простынь видится серой. И воздух тоже светло-серый. Тихо, шуршит дворник, пищат мелкие птицы, где-то далеко орет ворона и гавкает собака — сельская идиллия. Туго гудят первые шальные автобусы, которые в такую рань носятся без препятствий и иногда без остановок. Я сижу на кухне и от тоски ем бутерброд с сыром. Я не успел уснуть ночью и незаметно влился в новый день.

Вчера в два часа ночи меня разбудил жаркий запах горячих блинов. Это самая приятная причина пробуждения за последние дни, пусть и некстати. Ну ещё было весело, когда два кота орали под окном. К слову, прочитал, чем выше торчит хвост у кошки, тем прекраснее ее жизнь и ничто ее не подавляет. У гостящей у меня уже седьмой месяц кошки хвост так стоит, что кажется, это она доминирует и подавляет всех вокруг.

Около семи утра приехал большой серый камаз с грязным серым прицепом. Это по столице развозят первые арбузы.

Кажется, рано или поздно почти все начинают худеть, стремятся сбросить лишний вес, тренируются, потеют, едят по специальным диетам, борются за фигуру. Хм, подумал я, может, быть худым — очень здорово. А когда я услышал, как люди начинают все больше восхищаться фигурой Мика Джаггера, то просто расцвел от уверенности в себе. Это самая удобная фигура, и ее легче всего поддерживать без лишних мучений. Для меня же было испытанием пытаться набрать вес, чтобы, например, купить крутые брюки, которые были мне чуть великоваты. Результат оказалось тяжко поддерживать, так что проще вышло ушить штаны у портного.

В семь тридцать серый цвет сменяется светло-бежевым. Это прорывается солнце. Даже видно сквозь дыры голубое небо. Но солнце не справляется, и снова тянется серый день.

На автобусной остановке возле моего дома целыми днями напролет сидит старенький пьяница с лицом Роберта Митчума. Много лет уже сидит. Когда не слишком пьян — тянется к общению. Во времена, когда я ездил в Университет, он и со мной успел поговорить. Что-то про японских шпионов рассказывал и жаловался, как район застроили. После этого я старался не подходить близко к остановке и ждал автобус в сторонке.

Я выхожу из дома только под таблетками. От аллергии. Иначе в Москве мне уже невозможно. Поэтому выходить на улицу без особой нужды не стоит. У нас ещё по всему району роют метро. Хорошо так роют, с грязью, с шумом, с пылью, с треском, с грохотом, с дребезжанием, с грузовиками, облеплеными грязью. Все засрано вокруг и поблизости. Аж глаза щипит. Короче, забыл таблетки сегодня. Еле до дома добрался, весь в слезах, отплевывался потом.

Уехать бы к папуасам.

Всю ночь прошлялись. Стемнело, зашли в одно заведение. Вышли из второго — светает. После чего меня так одолело расстройство от русской суровости и недружелюбности, что я заявил, никто не пойдет довольный спать домой, пока я не повстречаю человека, который улыбнется мне в ответ. Заодно я решил, что поеду домой на метро. Я заметил, что если ехать на своей машине, то до Университета и Раменок ночью откуда хочешь доезжаешь за 10 минут, а если брать такси, то почему-то за полчаса. К этому моменту я был возмущен почти всем, но не переставал улыбаться. К утру поднялся ветер, мы оказались в самом центре, кругом шастали какие-то беспризорницы в мешковатых одеждах и стоптанных сапогах. Потом я разглядел в них свезенную, видимо, для какого-то военного выступления массовку. Короче, мне улыбнулись только в метро, когда я, отчаявшись окончательно, поехал домой с Охотного ряда. Ночь пролетела быстро.

Сломалась зубная щетка. Все время работает и не выключается, чистит и чистит. Заело что-то внутри. Останавливается, только если вынуть батарейки. Хочу теперь купить щетку с аккумулятором — надоело батарейки менять и таскать их повсюду с собой. Хотя вот думаю, если такую заклинит, ее уже ничем не остановить.

Болит шея. Мне сказали, что меня, скорее всего, продуло, но я думаю, свернул ее, пока спал. Я сплю, как сломанная деревянная игрушка: ноги, руки торчат в разные стороны, голова вывернута — всегда то рука затекает, то еще что. Делаю весь день упражнения, разминаю шею.

Либо я отвык от метро, либо просто стал чувствительнее и раздражительнее, но после пары последних поездок у меня уши разболелись от грохота. Кстати, в Москве наконец ввели новые билеты на транспорт. Кажется, все мировые достижения и удобные решения у нас принимаются с невероятным упрямством и через тщательно скрываемую зависть, оставляя ощущение не до конца осознанного подражания, сравнимого с бездумным списыванием. Так же случилось с билетом на 90 минут. В большинстве европейских городов с развитым транспортом за полтора часа можно съездить на другой конец города по делу и потом не спеша вернуться обратно. Зачем мне такой билет в Москве, если я только до ближайшего метро ехал на автобусе полчаса? Лучше бы билет на сутки сделали.

По поводу транспорта я,  конечно, могу страдать бесконечно. Помню, год назад меня иностранец на Динамо спрашивал, как ему уехать на Сокол. Остановка, говорит, здесь, а троллейбус не останавливается. А там была ещё другая остановка, без указателей — просто дощечка на столбе. Я пытался ему сочувствовать, даже растрогался до того, что думал взять его и подвезти на нашей машине, которую как раз поджидал. Он горячо поблагодарил и напоследок оценил московское благоустройство фразой «Как интеллигентно!»

В метро аппарат по выдаче билетов не выдал мужчине сдачу. Тот разбушевался и стал бить этот жалкий синий ящик ногой. На грохот из будки вышла вахтёрша. За ней нехотя приплёлся милиционер. Оба попытались кричать, но как-то нескладно. Обманутый пассажир тут же резко сунул им в лицо чек и пожаловался на отсутствие сдачи.

— Так зачем вы его бьёте? — поучительно заметил милиционер. — Это же не живой человек.

Наверное, не поверит никто, но в метро напротив сидела женщина, похожая на Уирд Эла Янковича. Такое же гладкое, издевательски открытое лицо с возможными пакостливыми намерениями в глазах. Только кудряшек у неё не было.

Сегодня в метро услышал диалог двух тётушек.

— Ты что? — возмущалась одна. — Негры — очень чистоплотные. Самые грязные, знаешь, кто? Арабы. Потому что они…

Конец фразы утонул в гулах и звуках подземки. Кто-нибудь в курсе, почему?

Ездил по Москве. Люди встречались вялые, болезненные, уставшие, с тяжёлым тёмным взглядом.

В метро в вагонах развесили жуткую рекламу «Цикорий в каждый дом». Непонятная настойчивость. Даже смутился.

Получил свою первую туристическую визу за последние семь с половиной лет. Воспользовался услугами итальянского визового центра. Очень удобно… ну почти так же, как я прежде миновал очереди с особыми пропусками и бумажками от послов.

В этом центре что при сдаче документов, что при получении каждый из живой очереди получает квиток с номером. На стене висит табло с непоследовательно выскакивающими числами. Все теребят свои пропуска, смотрят на выпадающие числа — ощущение, что на скачках. Тотализатор. Но вообще быстренько.

Ещё у них есть милая услуга SMS-оповещения. Мне пришло на латинице приглашение получить готовые документы за два человека до моей очереди. Чётко сработано.

Вечерние поезда, идущие с Юго-Западной, привозят печальных уставших людей, страшно стареющих дев и тусклооких мужчин, безразличных и потерявшихся.

На Кропоткинской широкая платформа подозрительно плотно наполнена народом. Это из-за Пикассо что ли?

На Лубянке человеку стало плохо.

Чистых прудов я, как всегда, боюсь. Начиная от них и севернее я всю жизнь себя чувствую неуверенно.

С Охотного ряда приятнее всего возвращаться домой.

Ну а на Университете после десяти-одиннадцати вечера ежесуточно настроение «Я шагаю по Москве».

• – «жениться» и «выйти замуж»;
• – Курта Рассела и Патрика Суэйзи;
• – порядок букв Ъ, Ы, Ь (о, здесь верно!);
• – право и лево.

Не то, чтобы совсем безнадёжно, но это не привилось. Мне нужно подумать несколько секунд, порой больше, чтобы выйти на правильный ответ. Но всё же чаще я попадаю впросак.
С последним пунктом вообще беда, и никак не вбить.

Ехали недавно с другом в метро домой. Переходили на Чистые пруды. Он мне говорит:
— Сейчас налево.
— Угу, — я спокойно иду направо.
— Нале-е-ево!
Я возмущённо поворачиваюсь:
— Да на какое ещё лево!

Или вот ещё картина, вызывающая неподдельную жалость.
Я сижу на кровати, а в руках у меня тёплые лыжные носки: на одном вышито R, на другом — L. В течение нескольких секунд я буду походить на бедолагу-криптолога, все внутренние силы которого брошены на разгадку этого послания.

И нет спасенья!

Ох, как я сегодня ездил. Все потехи транспортной системы нашего любимого города свалились на меня. Во-первых, я добирался на троллейбусе до Киевской аж 40 минут. Первые 20 ушли, конечно, на выковыривание с Мичуринского. Троллейбусы вообще самые медленные и убогие, плюс водитель явно никуда не хотел спешить: останавливался на светофорах ещё пока зелёный горел, всех пропускал, нас даже автобусы стали обгонять, что ещё скажешь. Пожалел, что не дождался маршрутки — приехал бы раза в четыре быстрее. Во-вторых, я снова пришёл к давно забытому откровению. Вкратце если, после Таганско-Краснопресненской ветки, которой мне давно не доводилось усиленно пользоваться, моя любимая Сокольническая мне показалась просто образцово-показательной, почти святой. На фиолетовой ещё и коллапс вдобавок сегодня приключился. Полный набор, короче. Даже вспотел от тесных объятий граждан.

Изобразил только что крик чайки и понял, что я это уже когда-то делал. Дежа вю.

В метро от Комосомольской до Вернадского напротив меня сидела среднеазиатская пара и все двадцать с лишним минут пути перебирала внутренности двух телефонов. Они меняли аккумуляторы, переставляли карты памяти и симки, после втыкали наушники, слушали улыбаясь секунд тридцать, потом переносили всё назад. Уехали на Юго-Западную, продолжая свои эксперименты.

«Русское бедное» всё же посещено в последний день. Правда, пришлось пройти ещё через ряд сомнительных инсталяций.

San Agostino — насколько я знаю, единственная в Милане станция метро, на которой пути расположены один над другим. Станция, на которой всё время воняет мочой у эскалатора.

А ещё в этом году в Милане запустили новые вагоны метро. Там механические тётки пробуют теперь объявлять названия станций ещё и на английском языке. При этом перегоны бывают настолько малы, что роботётка не успевает договорить.