В среднем школьном возрасте студенты представлялись мне людьми исключительной гениальности и ума. Даже истории про отучившихся лишь первый курс и ушедших из института приводили меня в трепет. Эта моя страсть угасала со временем. Конечно, ещё сохранялось восхищение аспирантами и так далее — до академиков, но и оно с каждым днём исчерпывало себя. В итоге осталось лишь тщеславие, оказавшееся полностью удовлетворенным в Италии. Там меня называли «дотторе» лишь за окончание Университета. Коли закончил аспирантуру, то звался бы «дотторе ди ричерка». Велика разница! Это и произносить нелепо, да и пугать так людей ни к чему.
А что мне ещё нравится в Италии, когда в самых маленьких квартирках и комнатках на стенах непременно висят картины в рамочках. Всегда. Вот не встречал голых стен. А в больших апартаментах вообще можно на целую галерею попасть.
А в Италии ничего не празднуют. Рабочий день. Сегодня я улетел в Милан.
Летел в полупустом самолёте. Красота. Хоть ложись на все три сиденья. Поспал часок. Подали напитки, холодные, как ледяной нарост в морозильнике. Набрал сока оттаивать на все свои пустые столики и вальяжно смотрел кино на компьютере. В отличие от прошлого раза, вышел последним, контроль прошёл одним из последних, чемодана ждал в последней порции багажа, вываливаемого на ленту. Но вообще кругом красота: +27 º, и зелень, и чисто, и свежо. И немедленно поел.
Кстати, небольшое количество вещей в большом чемодане превращает содержимое после полёта в хитрый салат. Несмотря на все лямочки и ремешочки. Разгрёб, разобрал. Постелил себе ложе, запутался, правда, в пододеяльнике, как неопытная муха, но всё-таки справился. И вот ещё один сюрприз — нет интернета! Подпитывавший чуть ли не всю округу анонимный доброжелатель вырубил свой мега-роутер и, видимо, куда-то свалил. А пользовались тут им нещадно. На незапароленном канале сидело по дюжине иждивенцев и жадно сосало. Не знаю, что это и как. У меня, в двух этажах от предположительного пучка бесплатного вай-фая, была скорость в 10 Мбит/с. Телефон ловил сигнал в нескольких десятках метров от дома. Благодать, короче. И вот, отключили! Сейчас сижу на USB-модеме, но это, конечно, не так захватывающе.
Утром — за продуктами, потом — на встречи. Постараюсь побегать вечером с камерой. Уже неприлично как-то всё телефоном снимать.
В Италии, стране кофе, когда отказываешься от предлагаемой к бриошам за завтраком или после ужина чашечки, официант всегда смотрит на тебя с недоумением и даже порой подозрительно.
Я кофе совсем не пью уже несколько лет. А что пил когда-то в перерывах на первых курсах, и кофем-то сложно назвать. Но головокружительный запах настоящего кофе, который на тебя набрасывается, лишь только открываешь створку холодильника, — это, пожалуй, самый приятный и тонизирующий аромат.
Милан подождёт.
Ряд обстоятельств оставляет меня в нашей чудной обледеневшей столице до четверга. Хотя и в четверг в Милане задержаться не придётся. На Рождество я после много-многолетнего перерыва снова окажусь в Риме и — после вообще маленького расставания — во Флоренции. Так что окончательно добраться до места получится лишь под Новый год.
Роберт де Ниро — потомок итальянских иммигрантов, покинувших Европу в конце XIX в. Смотрел тут репортажи про него на итальянском телевидении. Показали позапрошлого века фамильные склепы семейства де Ниро в городке Ферраццано на юге Италии, тихую черепичную ссушеную деревеньку, с пустыми улочками и старичками, сидящими в тени на табуретках. Сам де Ниро говорил, что был в Ферраццано один раз — полвека назад. Но всё собирается навестить те места вновь. Несколько лет назад ему вручили большой такой ключ от города как почётному жителю, даже обещали дать ему право голосовать как полноправному члену коммуны, но он всё не ехал. Ему посылали ключик уже поменьше. А во время последнего визита в Италию актёру показали ролик-послание. Там старая-старая бабушка говорит в камеру: «Эй, Роберто, ты чё? Приезжай сюда, мы тут тебя ждём и любим!» Роберто неловко улыбался, отвечал на ломаном итальянском в камеру, что обязательно заедет через год-два.
Ну я, конечно, тоже в это Ферраццано не стремился б заехать — глушь всё же.
Не думал, что в 2009 г. буду объяснять, что я не коммунист. Есть ещё в Европах очарованные маем ’68 и портретами Че романтики-революционеры, которые, проведав, что я из Москвы, дружелюбно похлопывают по плечу и со словом «та-ва-рич» улыбаются в глаза. Я всегда умилённо качаю головой, как ведущий викторины, услышавший неправильный ответ от участника, но не желающий сразу доконать беднягу. Последняя такая встреча с красным отрядом была в Альпах, где левая компания содержала ресторанчик. Как можно за такими столиками с прекрасными видами быть коммунистами!
Сегодня с разговаривал с одним приятным итальянцем, считающим себя коммунистом. Вся романтика его сводилась к Красной площади и футболкам с серпами и молотом. Он думал, видимо, что я тоже пропитан светом красных звёзд. Как-то меня всегда смущает такая поспешная оценка политических взглядов по национальности. Хотя последний мне хотя бы помог с одним рецептом.
Тысячи километров наездил я по железным дорогам за это лето.
Мюнхен.
Локарно.
Беллинцона.
Пьяченца.
Парма.
Рапалло.
Ещё на заходе в бухту Портофино слышались какие-то истошные крики. Когда я очутился на набережной, то звуки стали отчётливей. Поскольку в Портофино набережная короткая, то очень скоро я обнаружил эту безумную птичку, которая орала возле мужичка, принимающего душ. Я как знатный авгур такие безумства всегда трактую в свою пользу.
Редкие встречи на горных тропах.
И дорогах.
Пока я прохлаждался, попивая сок, мой друг стал снимать людей за соседними столиками. Особенно его привлекла эта компания. Точнее, женщина с подкрашенными глазами. Эта французская мода его просто очаровывает.
