Снилось, что я какую-то серую крупу, похожую на гречку, превратил с помощью странного химического опыта в соль. Очень много соли вышло, прямо большая коробка. Только она несоленая получилась. И все вокруг сильно расстроились, потому что надеялись и ждали правильной соли, чтобы поесть.

(по мотивам содержательных бесед в общественном транспорте)

Год 2007-2008. Зима. Темно. Потому что зимой всегда темно. Забитый автобус. Потому что автобусы всегда забиты. Потому что они не ходят, а медленно тащатся сквозь сугробы, словно раненые моржи. На заднем ряду приподнятых сидений громко негодует какой-то сварливый мужичок в старых очках и сваленной шапке, закрученный шарфом на всё лицо — оттуда только мокрый бледно-розовый рот открывается.

— А мы… А мы! Мы и подумать не могли. — кричит он, захлебываясь. Находит своим шальным взглядом меня и продолжает. — А эти! А эти-то… Вот дашь им денег — продадут страну. Дай им тысячу долларов — продадут.

— За тысячу не продадут, — печально замечает пассажир слева.

— Ну больше дай! — орёт пассажир, не сбиваясь. — Продадут! Дай им поесть, барахло, музыку эту, компьютеры — продадут!

Дальше была моя остановка. Я сошёл. Но впредь этот голос постоянно звучал в моей голове: «Дай им хорошую работу — продадут! Дай им качественные дороги, современную медицину, лучшее образование — продадут же! Дай им транспорт по секундам, дай им независимые суды, дай им свободу слова, обеспечь им безопасность — продадут тотчас! Ничего не оставят. Всё продадут!»

— Кстати, не хочешь провести чемпионат мира по эротике?

— Что это за гнусность — «по эротике»? Порноолимпиады вон давно проводятся. Всё понятно. А «по эротике» это что, свечки облизывать на фоне блевотной музыки?

Что за жизнь! Вышел из дома, подождал маршртуку минут сорок, замерз и опять заболел. Снова в постель. Тут ещё работы сразу так много со всех фронтов подступило, что я в январе отдыхать ни в какие теплые края не полечу, видимо. А ещё на прошлой неделе у соседей этажом выше прорвало батарею, и весь дом наслаждался термальным водопадом. Квартира не надо мной, так что меня и не задело, хотя я со своей площадки ведер восемь воды вынес. Хорошо хоть тепленькой. Ну и свет следом отключили, конечно. Сидели со свечками и фонариками — как в начале 90-х. Вспомнил детство.

По-моему, я влюбился. Ради этого стоило просмотреть три DVD-диска японского шоу Vermilion Pleasure Night. Не смог сдержать восторг в себе, залил на ютюб.

Это почти как сверхпроводимость. Среди фильмов со сверхнизким рейтингом на imdb куда больше шансов встретить шедевр. Третьесортный, дешёвый, с кровью и блевотиной порой, но всё же шедевр. А самый трешовый и сочный сексплотэйшн вообще в районе 2-3 балов оценивается — выше как-то и несолидно даже.

О ЖЖ. Ужасно не то, что ЖЖ постоянно не работает, а то, что это стало столь обыденным делом и даже страница его статуса всегда беззаботно не замечает проблем. Чувствуешь себя параноиком: почему проблем нет, а все дневники недоступны. Трудности уже стали постоянными, и в некритичные дни не каждый раз страницы грузятся. При этом, кажется, в ЖЖ пока ещё пишут от силы пара тысяч человек. В остальных ордах блогов какое-то нескончаемое клонирование обрывков дешёвых газет, невероятно полезные советы, тесты с ромашками, реклама холодильников и сто тысяч астрологов готовы популярно объяснить, какой же вы на самом деле овен.

О смысле жизни. Я заподозрил, что самое главное моё стремление в жизни, зародившееся в раннем, насколько только возможно упомнить, детстве, — выспаться. Это моё желание, видимо, так невыносимо обидно для всех остальных, что простить мне такую слабость, а тем более позволить её, никто не в силах. Как же я мечтаю проснуться от натуральных причин. Не от грохота, не от света в глаза, не от звонка, не от терзающей обязанности встать и куда-то пойти по делу, не от газонокосилок, не от сигаретного дыма соседей с балкона…

О кошке. Говорят, что кошки ходят бесшумно. Приехавший ко мне в гости экземпляр передвигается так, что паркет скрипит. Я слышу её шаги в ночи, чувствую, как она входит в комнату. Если не знать, что в доме находится кошка, можно пережить богатый эмоциональный опыт: слышишь шаги постороннего вокруг кровати, но не видишь его — саспенс! Одной ночью она захотела посмотреть на себя в зеркало в ванной, запрыгнула на умывальник и поразбивала все мои волшебные бальзамы для лица. Другой ночью я наступил на неё в темноте, потому что она разлеглась на пути. В третий раз, наслаждаясь пребыванием в гостях, она разбросала по полу жёлуди… Вот ещё открытие — жёлуди в квартире! Дом стремительно превращается в дикий заповедник. Кто-то когда-то принёс жёлуди с прогулки и оставил эти скромные дары природы на столике. Так вот кошка устроила мне шпионскую засаду из желудей. Но я вовремя заметил их на полу, так что не упал и не разбился.

О еде. Казалось, чтоб сегодня не выспаться? Но я по странному влечению встал в шесть утра и отправился готовить пасту с тунцом. Конечно, пришла и кошка, но почему-то в этот раз от кусочков тунца отказалась, только устало облизнулась. Видимо, нельзя было ей лосося прежде давать. Я вообще очень строго о ней подумал после подобного пренебрежения.

И напоследок о непостижимом. А. сообщил, что побывал в аду. Сказал, что там есть эклеры.

Провел пару недель дома. Как в Москве жить, непонятно. Вопреки если только. Любой нормальный порядок вещей вызывает уважение и нескрываемое потрясение: как… как это вышло? И постоянно думаешь, хуже ведь уже быть не может.

Нужна ли вообще машина в Москве? Пробки совершенно дьявольские, большая часть — искуственно создаваемые. Вот на пересечении Ленинского и Университетского на днях сломался сфетофор. Там такое началось. Кто не представляет масштабов, это два многополосных проспекта с дублерами в обе стороны, магистрали под сто метров шириной. Крякалки только себе дорожку выжимали, а чинить и разруливать никто не собирался. Мороз ещё, пешеходы толпятся на светофорах, трясутся, а там всё время красный; в машинах люди матерятся, маршрутки бросаются на удачу в щели в потоке машин, другие на тротуары лезут, через разделители карабкаются, через сугробы. Гудят, ругаются — люди не выдерживают, тоже бросаются на трассу. Я сам десять минут честно ждал зеленого, чтобы перейти. Потом понял, что я там окоченею на минус двадцати правила соблюдать, и незаметно влился в раздраженную толпу.

На тротуарах льды волнами. Страх вообще. Все балансируют, руки растопырены, носочкам в тёмном льде опору нащупывают. Но всё равно падают. И так падают, что смотреть страшно. Думаешь, ну всё, пиздец. Но нет, встают отряхиваются, дальше идут. А опаснее всего на кольце трамвайном у метро «Университет». Я там даже летом страшусь околачиваться: переедут, как зайца, — и не заметишь. А зимой в темноту — вообще жуть. Там упасть — это, по-моему, сразу без вариантов. И трамваи ещё из черноты с заносом выворачивают.

Magsafe накрылся. Пришлось новый покупать. Он давно рваться начал, а потом умный робот-пылесос накрутил его на свой моторчик, так что весь провод разворотило. Ну вот пару дней назад он сверкнул искорками и всё потухло. Три тысячи за зарядку — ну хотя бы привезли в тот же день.

А сегодня опять весело с утра. Отключили воду. Но так как зима, по справедливости — холодную. Пусть жители кипятку порадуются.

Если вдруг читаю о событиях прошлых лет, о том, что люди делали, куда ходили, то начинаю вспоминать, где я был в те годы: в 2004, 2006, 2008. И порой не понимаю, где ж я жил, почему всё пропустил, словно в моей истории зажеван большой кусок времени. Простой ответ находится такой: я учился. Если разбираться более пытливо, то окажется, что воспоминания о двухтысячных у меня сводятся к тому, как я ездил в темноте в автобусе. А больше всего времени провёл сидя в хвосте салона тускло освещённого икаруса у чёрного замороженного окна в беспомощной развязке на площаде Индиры Ганди. Какие-то тоскливые воспоминания.

Для Милана снегопад — апофеоз зимы. Пожилые синьоры, потеряв всякое достоинство, безобразно тыкают пальцами в небо и беспокойно повторяют без устали «Снег! Снег!» Снег становится главной новостью при встрече в магазине, на парковке, в лифте, о нём рассказывают в телевизионных новостях и по радио, автолюбители вытаскивают цепи из гаражей, и, кажется, даже собаки на прогулке несколько удивлены.

Рано утром прилетел в Москву. Тут тоже снег, но по-серьёзному, хотя по ощущениям теплее, чем в Италии. Впервые наблюдал посадку в снегопад. Очень интересно следить за воздушными потоками из снежинок — просто занимательная аэродинамика в снегу.

Оставим все разговоры про комаров, мух, жуков, клопов, пчел, ос, стрекоз, залетавших в квартиру. Сегодня в ванной бы обнаружен здоровый кузнечик. Стоило большого труда изловить его. Я был не один дома, поэтому все стали свидетелями тому, что я не преувеличиваю популярность нашего жилища у местных насекомых. Сам факт, что такой крупный зверь может беспрепятственно забраться и хозяйничать в ванной, оказал сильный эффект на моего друга. Короче, он выставил кузнечика вон. Последний выглядел уязвленным.

— Иди, весь мир открыт тебе, — окно за насекомым захлопнулось.

Через некоторое время я услышал крик из ванной. Я прибежал, друг смотрел в окно.

— Он всё ещё тут.

Кузнечик свернул лапки и сидел под снегом. Да, сегодня Милан накрыло пушистым снегом. Проснулось рождественско-новогоднее настроение. Жалость и сострадание к бедному кузнечику совершенно подавили приятеля, так что он вырвал кусок салата и принёс выгнанному поесть.

— Что-то он не ест. Иди почитай, чем питаются кузнечики. Я прямо чувстую себя виноватым. Вот же бедняга. — Он подталкивал кусочки зелени ближе к мордочке, но обиженное насекомое с кучкой снега на голове держалось с чувством достоинства.

— Эм-м-м, ладно, надо его назад. Снег же идет.

— У тебя есть какой-нибудь аквариум или большая банка? Мы могли бы посадить его туда.

— Коробка есть.

— Ну в коробке ему ничего не будет видно.

— Ничего, посидит, погреется.

Мы освободили небольшую коробку, уложили туда отвергнутую зелень и нашего гостя.

— Так-то лучше, сиди тут.

Кузнечик отогрелся и шевелил лапками, укутавшись в зелени, как в большом одеяле.

— Без женщины долго нельзя. Надо, чтобы хотя бы раз в месяц приходила.

Эту фразу я слышал несколько раз в течение всего времени, что мы лениво искали подходящую уборщицу. Точнее я не искал, а терпеливо ждал, чем обернутся на самом деле советы соседей, рекомендации знакомых и поучения моего друга.

— Филиппинка! — предвкушал он. — Это должна быть обязательно филиппинка — ты знаешь, они убираются лучше всех. Других не стоит брать ни в коем случае. За ними нужен глаз да глаз, всё время подгонять, смотреть, как они работают, чтобы не расслаблялись.

Я уже был наслышан о ленивых работницах, подозрительных славянках и прочих разочарованиях. И вот пару дней назад, наконец, нам подобрали уборщицу. Ответственным за встречу и контроль назначили меня. Показали, что выдать гостье: перчатки, вёдра, моющие средства, порошки, швабры, тряпки, губки. СМС сообщило, что она прибудет после двух часов.

— А тебе не прислали в сообщении, как зовут эту филиппинку? — легкомысленно спросил я друга, чтобы немного отвлечь его от беспокойного перечисления заданий, каковые уборщице предстояло выполнить.

— Сейчас, минутку, — он стал вчитываться в телефон. — Ль-ю… Лью… Льюдмила.

Я чуть не подавился йогуртом:

— И ты решил, что это филиппинка?

— А что, нет? — друг притих. Видимо, после ещё одного вдумчивого прочтения сакральная тайна имени стала доходить и до него. — Я откуда знаю, филиппинское это имя или нет, о! Мне сказали, филиппинка! О-о-о…