Португалия для меня, пожалуй, одна из самых приятных стран в Европе. Мне всегда приятно прилетать в нее, и особенно радостно после Испании.

Португалия — страна зеленая, живая, спокойная, мягкая и очень солнечная. Я не раз отмечал, что здешние жители вежливые, воспитанные и аккуратные. И тут каким-то образом сохраняется ощущение простоты и свободы 90-х.

В первой половине мая летал я в Венгрию. В Будапешт я прилетаю все время вечером, пока до города доезжаю уже темнеет. И всегда иду покупать сок или йогурт и творожные сырки на утро. В этот раз досталась мне квартирка недалеко от Оперы. Как обычно, синтетическое посуточное жилье. Разместился, бросил вещи и поспешил в супермаркет, пока он не закрылся. На улице тем временем прошел дождь, и вода еще капает с крыш, но туристы уже снова вышли погулять, а венграм все равно — и вот даже какая-то странная семейка из толстеньких, словно первобытные статуэтки богинь плодородия, венгров в шортах и шлепанцах смело шлепает по лужам передо мной. Кругом хорошо, тепло. Но тут я чувствую, что в воздухе пахнет каким-то ссаньем или псиной. Что это за дождик такой, думаю, или тут где-то помойка во дворах? Забежал я поскорее в магазин, там не воняло. Собрал себе завтрак, подхожу к кассе, и тут меня снова сражает тот ссаный аромат. Смотрю, а передо мной в очереди расплачивается за пиво та самая жирная семейка.

Пожалуй, самая приятная находка в эту поездку — 7-pack Spearmint. Ещё мне хотели показать фотографии с пьяными тетками, ссущими у нашего шоу-рума, но, к счастью, забыли. Ну еще небо на подлете к Будапешту было прекрасно.

Из наблюдений за соседними гейтами. Забавно, как отличаются в России и Европе пассажиры на рейсах в Израиль. Из России улетают всегда одетые в чёрные плащи вялые сутулые ортодоксы в компании неухоженных женщин с немытыми волосами и тихих послушных детей в клетчатых рубашках. В Европе это, как правило, подтянутые, спортивные, бодрые люди — молодые, модные, красивые. Иногда среди них попадётся один-другой ортодокс, но как белая ворона.

Китайские дядьки-бизнесмены сидят в лаунжах с телефонами и планшетами. Думаешь, у какие серьезные, переговоры в чатах, поди, ведут или блумберг читают. Подойдешь поближе — давят фрукты в игрушке. Ну и мы хороши. Читающая страна. В метро все напряженно уткнулись в телефоны. А в них — пасьянс косынка.

Возвращаясь с Лиссабонской выставки в отель, видел из такси двух писающих мужчин. Отвернувшись от большой дороги, они писали крепкими, толстыми струями, переливающимися в золотистом свете вечернего солнца.

В Лиссабоне все таксисты, которые мне попадались, были пожилыми людьми — пенсионерами или военными ветеранами. Я нашел эту особенность весьма удачной. Ведь что еще делать старичкам? Это у нас в Шереметьеве первое, что встречаешь по прилете, — стокилограммовые лодыри-таксисты, на которых пахать можно. А работа-то ведь не сложная. Старики водят аккуратно и не спеша. Впрочем, так делается почти все в Португалии.

В самолете сидел со старичком из Бразилии. Он рассказывал, что Бразилия удивительная страна. Хорошие люди там очень хорошие. А плохие — ну очень плохие. Вот на днях, говорит, у нас один парень застрелил другого, а потом отрубил ему голову.

Посадка в Лиссабоне — бесподобное зрелище. Аэропорт находится прямо в городе. Самолет отлетает в сторону океана, потом недалеко от берега разворачивается, пролетает над огромным мостом, похожим на Золотые ворота. Внизу по темно-бирюзовому океану проплывает огромный белый океанский лайнер, начинаются рыжие дома. Видно машины, людей, деловые центры — самолет летит низко-низко над городом, прямо над крышами высотных домов.

Стояла теплая погода. Чувствовалось, что днем было жарко. Я оставил вещи и сходил в супермаркет за водой и соками. На улицах пахло жареным на гриле мясом. В супермаркете пахло фруктами и рыбой. Вечером произошла бытовая неприятность. Вода в душе не уходила и залила всю квартиру. Я собирал ее полотенцами почти час, пока не приехал хозяин со шваброй и не прочистил засор.

Рухнул спать без сил за полночь.

Важная дама на каблуках с выпяченным задом и пустым оловянным взглядом, мерно цокая, идет по коридору, выложенному скользкой бюджетной плиткой. В руках у нее всегда будет связка ключей — как правило, от потайного туалета — и своя собственная чайная кружка.

Париж прекрасен. По улицам гуляют пестрые, экзотические толпы, собравшиеся сюда со всего света. Эта богатая смесь человечества меня наркотически одурманивает и вдохновляет. Мигранты и беженцы — это не беда и не бич Западной Европы, как любят у нас злорадно ликовать в слепом угаре, а один из последовательных вызовов современного развитого общества. И те страны, которые справляются и адаптируются под этот вызов — а проходить через это и выискивать решение так или иначе придется всем-всем-всем, — остаются прогрессивными обществами. Тут же я отмечу, что в саду Тюильри полно красоток.

В Париже я подсел на устриц. Осторожно попробовал две штучки в первый раз, а к концу поездки уже заказывал по две дюжины. Я ел их каждый день. Когда я покинул Париж, то первый обед без устриц прошел грустно. Потом я пробовал устриц в Гааге, но у них оказался неприятный морской привкус. Парижские официанты очень медленные. К тому моменту, когда они раздадут меню, примут заказ, разложат приборы, принесут напитки и подадут, наконец, хотя бы хлеб, может пройти до сорока голодных минут. В моих глазах это придало веса популярной версии происхождения слова бистро.

В Париже я потерял свой телефон. Я был так занят в те дни, что горечь потери захлестнула меня лишь по возвращении в Москву. Скорее всего, он выпал у меня из кармана брюк в такси, хотя таксист не сознался. Кстати, таксисты в Париже очень странные — ленивые, безынициативные и включают счетчик, когда ты им только позвонил и заказал машину.

Многие венгры не стесняются просить денег. Даже не бездомные, а обычные люди. В Сегеде шел мимо мужик, дай, думает, попробую попросить. Обычный мужик, с руками, ногами, усами и весом килограмм 90. Не больной. Не пьяный. Просто ленивый. Как и все прочие. Так мне объяснили другие, трудолюбивые венгры, — не хотят работать и все. И в Будапеште вот: взрослая приличная женщина, не бомжиха какая-то мятая с битой губой, подошла и стала форинты клянчить. И так просто, обыденно, словно дорогу к библиотеке спросила. Как-то неудобно это все.

Немного Будапешта.

Про предыдущую страну у меня получается написать только после следующей.

Из Мадрида я кое-как улетел в Бухарест. В самолете летело много маленьких, но уже говорящих детей, которые орали, топали, визжали и безобразничали, а их матери ничего не делали. Впервые видел, как пассажиры спят, завалившись на откидные столики.


Все вскочили с мест и похватали сумки сразу же после удара шасси о землю. Нетерпеливые — забили проход и толкались, пока самолет ехал. Видимо, это заурядная забава на этом направлении, потому что стюардессы даже не пытались укротить это восстание.

В Бухаресте я остановился в мотеле на окраине города. Хотя владельцы почему-то настаивали на звании четырехзвездочной гостиницы и персонал даже улыбался. С верхнего этажа, на который меня поселили, открывался неплохой вид, но я забыл его сфотографировать, потому что каждый день был очень сильно занят. Завтрак был похож на закуску в придорожном кафе на далеком километре, в которой буквально за минуту до моего посещения съели все самое великолепное и осталось только вот то самое, что осталось. Ночью из вентиляции валил запах сигаретного дыма, — как будто дунули в лицо из чумазой полной пепельницы.

Меня возили в Констанцу. Сначала мы ехали по узкой окружной дороге — вдоль забытых железнодорожных путей, заросших метровой травой, мимо казармы, где по травяному стадиону бегал одинокий полуголый солдат. Потом по новой автостраде, по абсолютно плоской равнине. Вблизи Дуная начинаются холмы. В Румынии Дунай голубее. Здесь, перед дельтой он разделяется на два широких потока.

О Констанце говорят с придыханием, потому то она расположена возле моря. Но вообще это довольно некрасивый город. Сплошь состоит из советских цементных коробок и современного уродливого самостроя.

Один знакомый румын рассказывал, как он служил в армии в 1985 году. У них были учения в Калмыкии. В то время в СССР был очень сухой закон, и поэтому румынская армия везла коньяк и водку в ракетах. Румын хохотал и очень радовался своей тогдашней находчивости.

Другой знакомый, Альберто, рассказывал о своих подвигах на Кубе. После ухода русских Куба осталась без продуктов, бензина, энергии. Все кубинцы ели кур, но птицефермы закрывались, потому что не было электричества. Но Альберто вовремя нашел выход и начал поставлять на Кубу солнечные батареи из Италии.

Потом он работал в Конго. Местные жители и там отдавали предпочтение курам. А ему же хотелось рыбки. Но ее негде было достать. И вот однажды во время поездки по стране, в самой глуши повстречал он рыбаков. Он спросил, что они ловят, и рыбаки показали ему огромных белых креветок. Недолго думая, он в два счета наладил поставку креветок. Купил пикапы, оборудовал их холодильниками и стал возить диковинный продукт в столицу. Сам тогдашний диктатор покупал у него деликатесы для банкетов. А поскольку страна была неразвитая, платили ему дикари алмазами. Но однажды началась война, и диктатор сменился. У Альберто отобрали машины и арестовали счета в банке. Он бежал оттуда, а алмазы так и остались лежать в банке.

Ну а из Бухареста я полетел в Тимишоару, откуда уже на машине добрался до Сегеда.

В Тимишоаре прямо на выезде из аэропорта пасут коров.

Вода в Сиамском заливе не сильно соленая. Кожу не стягивает, когда высыхаешь. На пляже в Хуахине всегда ветрено и большие волны. Пару дней было таких, что невозможно было дальше чем по колено в море зайти. Очень забавное упражнение получается: упрямо лезешь в воду, а стихия тебя выплевывает. Из-за ветра не замечаешь, как скоро сгораешь на солнце.

Познакомился с одним финном, который работал в начале 90-х в Москве в Эриксоне. Он объездил всю нашу страну. По его словам, он и его коллеги чувствовали себя, как на Диком Западе. В один день их шведскому шефу стало до того тяжело, что он понял, без пистолета жить больше нельзя. Когда он сгоряча ляпнул это своему русскому коллеге, тот не моргнув спросил: «Какой тебе калибр нужен?» «Поменьше! — перепугались помощники шведа. — А то он нас всех укокошит». Тогда финско-шведскую компанию отвезли в гостиницу Интурист, где за 300 $ им продали пистолет Токарева. Шведу стало чуть легче. Пистолетом в итоге так ни разу и воспользовались.

Мой новый знакомый финн помнил несколько куцых фраз на русском и большую коллекцию мата.

Еще в ресторане я поболтал с голландцами, которые работали на Сахалине.

Я приехал в Хуахин на три дня, а остался на десять. Покидать Таиланд вообще непросто, а расставание с Хуахином оказалось куда горше.