Есть ли Бог на Марсе?
Есть ли Бог на Марсе?
Слова — это тухлячок.
А.
Кодовые слова используются для остановки грубого сексуального контакта. Если соитие сопровождается покусыванием, пошлепыванием, поркой, тасканием за волосы, связыванием, удушением, прижиганием и прочими экспериментами, на критической стадии акта, когда болевые ощущения препятствуют достижению удовольствия, угнетаемый организм должен произнести кодовое слово. Стоит использовать короткие слова, которые можно быстро выдавить из себя. Но в то же время слова не должны быть часто употребляемыми, чтобы не возникло путаницы.
Например, мне нравится слово «мельхиор». Безумное красивое слово, нежное, воздушное, пористое, бархатное — хоть чай с ним пей на веранде. И совершенно негде его ввернуть в обыденных беседах. А так душишь ее рваными колготками на старой скрипучей софе, хлещешь в экстазе, а она глаза выпучит и прохрипит сквозь слюни: «Зая, мельхиор!» — и сразу приятно на душе.
А вот вы когда-нибудь доили коров?
Мне, кажется, давали подержать вымя в детстве.
Но я могу ошибаться. Возможно, это была коза.
Помню, неприятно было.
Водитель автобуса выходит в салон и жалуется пассажирам, чтоб не серчали на задержки и длинные интервалы: «У начальства, — говорит, — голова не так повернута (и рукой крутит возле уха), всего четыре маленьких автобуса запустили на линию. Но они по-иному глядят на вещи. Вот директор был у нас — выгнали. Проворовался. Главбуха тоже выгнали — тоже проворовался. А я им говорю, четыре автобуса это же мало. Люди в выходной в магазины едут, на рынки. Не слушают».
А еще в Москве выпал первый снег, и люди, как обычно, очень сильно ему удивились. Видимо, все забывают за теплые месяцы, что такое холода со снегом, или просто очень сильно верят, что в этот год зима забудет случиться.
Пару недель назад я увидел в троллейбусе старика, который после долго не выходил у меня из головы. Он был безукоризненно одет по моде 50-х: на нем была темно-зеленая вязаная шапочка, как у Кусто, болотного цвета плащ, коричневатые брюки и ботинки. На коленях он держал коричневый портфель из гладкой блестящей кожи, и в кармашек были вложены две книги. Ботинки были начищены, брюки выглажены. Видно было, что одежде много лет, но она бережно хранилась. Весь его облик говорил о строгой академической чистоте.
Лицо у старика было светлое, бледное, почти прозрачное. На висках проступали голубые сосуды. У него был орлиный нос и острый подбородок. А большие покрасневшие голубые глаза глядели с раздражением и даже со злобой. У нас, конечно, встречается много озлобленных стариков и старух, но их раздражительность, животная и примитивная, выходит наружу при общении, когда случайно побеспокоишь их. Старик же, казалось, был полон ненависти сам по себе, безо всякого постороннего участия.
Он сидел на одиночном кресле у окна сразу возле турникета. Я уперся в толпу, набившуюся в троллейбус, и поэтому стоял возле него. Продолжая изучать его одежду, я заметил, что сбоку к его портфелю привязана черно-оранжевая ленточка. Я вообще теряюсь и не знаю, как реагировать на людей с этими ленточками. В принципе, я гляжу на их носителей с большим опасением. Или по меньшей мере думаю, что с ними что-то не так. Как правило, это вполне очевидный тип людей, которые и безо всяких ленточек угадываются на расстоянии.
Безупречно одетый старик поверг меня в отчаяние этой ленточкой. Я все смотрел и думал, может, он носит ее как символику 9 мая, но в то же время сразу отмечал, что она повязана недавно. Я не знаю, почему я уделил столько внимания этому. То есть я понимаю, что меня заинтересовал этот непростой образ — по всей вероятности, университетский или академический, — вкупе со злобой и этой ленточкой.
К черно-оранжевым ленточкам я относился с подозрением еще в 2005 году, когда их только начинали раздавать у нас в Университете. Во многом из-за того, что их распространяли студенты, связанные с профсоюзами и какими-то студенческими организациями, а все ненаучные активности всегда вызывали у меня как минимум недоумение. Но в немалой степени мое пренебрежение было основано на том, что почти любая символика мне казалась пошлой в качестве аксессуаров.
На следующий год раздача лент повторилась снова. И снова еще через год, и еще… Потом этих ленточек стало как мусора, ими завалили все вокруг. Если раньше их раздавали в руки по одной штучке, то через пару лет пачки лент просто оставляли для желающих на подоконниках. Черно-оранжевый узор стал засорять все визуальное пространство вокруг, демонстрируя неутомимое усердие, с которым наша ущербная власть может довести любую идею до отторжения и полнейшего идиотизма.
Мне всегда была непонятна нездоровая ностальгия по войне, символом которой стала эта ленточка. Тем более меня пугает ее нынешняя ассоциация с гаражным патриотизмом, дикой ксенофобией или иной мимикрией в попытке сойти за своего. (Да что там — ее повязывают на себя всякие бармалеи с автоматами.)
Так я ехал в троллейбусе и смотрел на старика. В голову мне лезли странные мысли, которые я гнал прочь. Я сосредотачивался снова на его одежде, представлял, какая у него, должно быть, вышколенная аккуратность. Но потом он бросал на меня свой яростный взгляд, и мне снова становилось не по себе. Злой старик.
Если верить погоде, сегодня в Москве был последний теплый осенний денек. Пять последних лет я хотел сходить прогуляться под падающими листьями по территории Университета и все время пропускал момент. Но не сегодня. Несколько фотографий сегодняшнего дня: Университетские аллеи, газончик за ГЗ и часовая пробка по дороге домой.
Сегодня на улице весь день пахнет грязными носками.
С утра мне приснилось два имени: Тварь Андреевна и Мразь Никитична. По-моему, очень удачные и глубокие образы для былин и сказок.
В общественном транспорте шума больше, чем в самолете. Троллейбусы еще и дребезжат постоянно, как старый буфет с тарелками во время землетрясения. А по громкоговорителям дикторы со сладостными голосами без конца разжевывают для идиотов, как надо заходить, как выходить, где самому сесть, где велосипед поставить, куда старух посадить, телефончики свои наговаривают, на работу зовут. И всю поездку длится это шумовое изнасилование.
А еще мы с приятелем придумали на днях свадебный конкурс «Подкинь индейку», но пока не решили, как следует его проводить. Разве что индейку точно хотелось бы привлечь.
В метро через вагон продираются две тетки, расталкивая людей. Одна — маленькая, немолодая, в очках и пальто до пят — тяжело сопит, другая — крупная, резкая, громогласная — ругается: «Чмо, урод!» Они встают на площадке у дверей, и возмущенная начинает кричать на кого-то в гуще пассажиров, от кого они, видимо, уплетали:
— Как с бабами в койке кувыркаться — так мужик, а как воспитанно отнестись к женщине — урод и чмо!
Я стою рядом с ними, и остальные пассажиры, теперь обратившие на них внимание, уставились на меня. Хотя орет она на кого-то в другом конце вагона, а я всего лишь стою читаю. Тихая тетка боязливо уговаривает возмущенную, мол, успокойся, ну что ты со всеми цапаешься, тратишь нервы.
— А я считаю, — орет для всех остальных людей возмущенная и тычет тихую пальцем в грудь, — уродов надо воспитывать. Меня воспитали женщины, и вокруг меня должны быть мужчины, а кругом — мудаки и уроды.
Одно из моих недавних открытий — то, что серьезные люди не ведут блог, а делают записи в журнал. По-моему, это даже звучит мужественнее.
/blog → /journal
То, чего так долго ждали, свершилось. Сегодня Кошечка съехала. Для нее это было особенно неожиданно и волнительно.
В своей стране сделать-то толком ничего нельзя, остается лишь сублимировать на грани потери рассудка. Поэтому каждый второй тут специалист по внешней политике и международным отношениям, а с недавнего времени еще и эксперт по Украине. Выход энергии должен же быть.
А тут такая удача: «Ты же, — говорят, — образованный человек, так послушай! Тебе интересно должно быть». И нисколько не стыдясь, начинают исторгать каждый одно и то же. Я уже стараюсь не раскрывать, какое у меня образование. Это как в больничной очереди признаться, что ты врач-специалист. Все старухи бросают скучное ожидание и бросаются наперегонки со своими нарывами, гнойными ранами, переломанными пальцами и вырванными зубами. Тычут и суют под нос — «Посмотри!»
Но этим нельзя сказать, что они больны, до смешного легковерны и до страшного глупы. Там острота переживаний и вовлеченность так сильны, что разговаривать с ними — если уж вляпались в дискуссию — действительно нужно, как врач. Благородный порыв вывести из пещеры и показать мир снаружи с птичками, цветочками и облачками, как правило, безнадежно фантастичен и лишь ослепляет собеседника до большего безумия: «Ты, конечно, образованный, но говоришь глупости, как маленький». Могут и сильнее разозлиться.
— Логика сокращает жизнь.
— Блять, только этого мне сейчас не хватало.
Я на днях рассуждал в одной беседе, как неблагодарно быть специалистом по общественным наукам или наукам о человеке (не люблю термин гуманитарий, — мерзкое слово, средневековое слишком). Вот в естественных и технических науках есть твердые законы и четкие параметры, которые были и существуют несмотря ни на что. Ничего не сдвинешь просто так, и это служит верной преградой от посягательств неучей.
А в науках о человеке и обществе процессы и закономерности выводятся из живого человеческого опыта. Поэтому на первый взгляд они кажутся не так уж и строги, а кому-то и вовсе субъективны. (Хотя там тоже не сдвинешь ничего просто так. И за доказательствами далеко ходить не надо.) Вот и норовит каждый влезть с немытыми ногами. Ну да, зачем вот учиться много лет, читать умные книжки, постигать сложную красоту гениальности Вселенной и ее побочных эффектов, когда по телевизору все могут объяснить за 10 минут в информационной передаче?
Хохоча говорил мне один молодой московский таксист-армянин: «Вот эта история — не наука. Сегодня так, а завтра по-другому пишут в книжках. Не верю я уже никому».
Возвращаясь к специалистам-международникам, выращенным по телевизору. Украина с ее непростой трансформацией свихнула их круче некуда. И без того маргинальные взгляды сменились полудиким верованиями, которым в широком информационном пространстве не противопоставляется никакая толковая культурно-политическая позиция, поскольку в несвободных странах общественные науки держатся хреново и не перебарывают пропаганду.
Хотя, с другой стороны, что говорить про общественные науки в изолированных мирах, когда даже в свободных и развитых странах не все люди еще эволюцию переварили.
В США конспирологов, кстати, тоже хватает. Я как-то по радио слушал одного такого. Уровень за океаном, конечно, недостижимый. Наши пока не дотягивают. Рассказывал, например, что там вообще за всеми следят, а детей поят специальными химикатами, которые приводят к гомосексуальности и суициду. И так у него складно выходит. Правительство меняет ДНК, чтобы мы ничего не поняли. За каждым следят и прослушивают через сотовые.
У нас по сравнению с Америкой какие-то потешные кружки. Наши кликуши на Обаму все вешают, а американский разоблачитель заявляет, что Обама — на побегушках. У него спрашивают: «Кто же тогда за всем стоит?» Он: «Арабские богачи, королева Англии, Рокфеллеры…» Какой там Госдеп — это же детский сад. Иллюминаты — вот где сила!
Фуд драг администрэйшн специально кормит пластиком и радиоактивным силиконом. Ему говорят: «Это же дорого. Мясо дешевле». А он отвечает, что они готовят нас, изменяют ДНК, чтобы потом покорить и сократить население Земли до 500 миллионов человек. Вы что не ПОНИМАЕТЕ?????!!!!
Мы должны бороться! Разбей свой телефон! Отключи свет, потом возьми отвертку, я научу тебя, как выковырять из головы чип, по которому за тобой следят.
В России вообще не стараются. Все на колхозном уровне. Про ДНК никто не знает. Упиваются СССРом да косплеят в средневековых шмотках. Даже стыдно.
В детстве мультиков хотелось больше и больше, но даже самые длинные, многочасовые кассеты когда-нибудь заканчивались. Моя мечта об абсолютном релаксе — это развалиться на диване и отсмотреть все мультики Merrie Melodies, Looney Tunes, Walt Disney, MGM. Их там тысячи полторы-две — на несколько дней хватит.