Вы сами,
Ваши псы
И ваши пастухи,
Вы все мне зла хотите.
Вы сами,
Ваши псы
И ваши пастухи,
Вы все мне зла хотите.
«Мелочи жизни» — занимательная книжечка, написанная в жанре фельетона-памфлета. Вчера с удовольствием читали ее в семейном кругу за завтраком. Книжка нацелена на повышение культуры рабочей молодежи в личном быту, за столом, на отдыхе и украшена живописными наблюдениями за нравами и привычками пролетариев.
Поделюсь особо яркими цитатами.
Я приглашаю вас сейчас же увеличить НДФЛ и помочь детям, только детям и никому другому.
Познакомившись с жизнью на чужбине, россияне теряли желание возвращаться на родину. Из примерно дюжины молодых дворян, посланных Борисом Годуновым на учение в Англию, Францию и Германию, домой не вернулся ни один.
П. А. Толстой, которого Петр I отправил учиться в Италию, высказался после пребывания в Венеции о ее удивительном богатстве, религиозных церемониях, музыке и об отсутствии пьяных: «И народ самой трезвой, никакова человека нигде отнюдь никогда пьянаго не увидишь». Нигде отнюдь никогда!
Иногда он преподавал марксистскую теорию, но в общем занимался просветительской работой не много и совсем отказался от нее, когда однажды рабочий, изучавший под его руководством «Капитал», унес его пальто.
«На заре красного террора» — это мемуары молодого меньшевика, отсидевшего в 1919–1922 гг. два срока за свои политические убеждения. Начинаются его тюремные похождения весьма задорно и авантюрно, словно игра. Рассказ создает впечатление легких юношеских приключений. Еще не сложилась пугающая неизбежностью и ломающая хребет система, описанная Солженицыным. Чекисты пока работают спустя рукава. Могут ездить на расстрел пьяные, и от них еще убегают приговорённые к смерти. Общественность поддерживает заключенных передачками и деньгами, организуется, чтобы следить за внезапными пересылками. И сами заключенные не сдаются, бурлят, делегируют переговорщиков и старост, ведут споры и дебаты с чекистами и начальниками тюрем, протестуют из-за неудобств и запретов, устраивают голодовки и добиваются облегчений и даже свободы.
В книге практически нет политических размышлений. Они здесь, впрочем, и не требуются. Это не исследование и не памфлет. Громкий заголовок служит, скорее, отражением времени и места издания книги. Аронсон наверняка был оптимистичным и неунывающим человеком. Потому книга его, несмотря на описанный в ней ужас, бодрит и воодушевляет.
Гнев на лице русского начальника смягчился, и, обращаясь к двум оставшимся [японцам], он что-то сказал, [сложив пальцы так], что ноготь большого пальца плотно прижался к концу указательного. По его виду и без слов можно было понять, что ничего плохого они нашим не сделают.
Хосю Кацурагава. Краткие вести о скитаниях в северных водах.
Ломаю пальцы над замечанием из воспоминаний японского морехода. Получается, русский начальник екатерининских времен показал ok?
В 1840 году один английский моряк, лечившийся от гонореи в больнице Калькутты, от тоски и безделья начал избивать персонал клиники. ~ Meduza
Прекрасная завязка. Жду выхода книги.
В последнем полете дочитал дневник драматурга и писателя Евгения Шварца. Шварц мучается содержанием дневника. У него не выходит вести увлекательные поденные записи. Он меняет формы, переплетает их. Вот он придумывает себе задание писать о своем детстве. Так дневник превращается в красивые подробные мемуары. Он вспоминает былые дни и тут же делится сомнениями о текущей работе над сценариями. Или же пускается в описание людей из своей телефонной книжки. Рисует их портреты, разворачивает историю жизни, судьбу.
Быта, человеческой жизни как таковой в его записях нет. Почти нет упоминаний о революции и репрессиях. Хотя, между прочим, Шварц воевал в рядах Добровольческой армии. Вообще о положении в стране Шварц не распространяется, и его наиболее приземленные воспоминания — это описание блокады и эвакуации. Вся его современность заключается в писательских буднях: собраниях, постановках, творческих вечерах, репетициях.
Занятно было узнать о вражде детских писателей: Маршака, Чуковского и Житкова. Шварц работал секретарем Корнея Чуковского и наблюдал, в какой нервной и порой злобной атмосфере создавалась отечественная детская литература.
Ниже несколько цитат из дневника.
Здесь же я под столом разговаривал с кошкой, и вдруг она протянула свою лапу и оцарапала меня. Это меня оскорбило. Ни с того ни с сего, без всякого повода и вызова протянула спокойно лапу — вот что обидно, — да и оцарапала. Будто дело сделала.
Росинант перечисляет, сколько раз в жизни он смертельно уставал. Осел говорит, что ему легче потому, что он не умеет считать. Он устал, как ему кажется, всего раз — и этот раз все продолжается.
Там же ловил он тараканов в своей комнате и красил их в разные цвета.
Едва началась война, как пристав его арестовал: «Почему?» А пристав отвечает: «Мне приказано, в связи с войной, забирать всех подозрительных лиц. А мне сообщили, что вы футурист».
Мечта его — дойти до такой степени богатства, чтобы жарить свиное сало на сливочном масле.
Отец на станциях, где кормили ленинградцев, ходил за диетическим супом для больного сынишки и половину съедал на обратном пути и, чтобы скрыть, доливал котелок сырой водой. И попался. И его яростно бранили. И еще больше возненавидели. И когда он умер, радовались все эвакуированные, и жена покойного в том числе.
Мы овладеваем более высоким стилем спора.
Во время общения временный глава города Елистратов заявил, что в Челябинске не самая плохая экологическая ситуация: «Давно были в Париже? Вы там примерно знаете какая экология, нет?» ~ Meduza.
У сумчатых мышей самцы кидаются на самок без предупреждения, и в итоге ни один из них не переживает сезона размножения. Все погибают от стресса. Если особи могут договориться, кто имеет больше прав на самку, отпадает нужда травмировать друг друга.
Самое главное, что я вынес из «Происхождения языка» Светланы Бурлак. Хорошая книга.