Придумал самое лучшее название для националистической партии — «Русский Авось».
Придумал самое лучшее название для националистической партии — «Русский Авось».
Я понял, мне нравятся голые женщины. До этого предпочитал в шубах — застегнутых до подбородка и обвязанных поверх шарфами. Да чтоб руки в варежках и валенки на ногах. А теперь вот голые по душе.
Придумывать концовки бессмертных произведений намного интереснее, чем писать всю книгу целиком.
— Никому нельзя верить. Но вы ведь не такой, Арнольд? Мне маменька говорила, вы жуков любите. Посмотрите, какой я вам свитер связала. С оленями. Вы ведь будете меня навещать в лечебнице?
— Непременно.
И больше их ареалы обитания не пересекались. Арнольд удалился в степи, а Катенька предпочла лесотундру.
Было бы весьма занятно, если бы на другой планете обнаружилась жизнь, основанная на ДНК, и в результате многомиллиарднолетней эволюции там бы тоже получился Малежик.
Интересно, я единственный, кто думал, что в багетной мастерской пекут багеты.
Общество с безграничной безответственностью.
Придумал награду
«За особые усердия в гниении с головы».
В раю молочные реки и кисельные берега.
В аду то же самое, но просроченное.
Два случайных примера адаптации оформления книжных обложек. В одном случае дизайнер подошел к работе серьезно: использовал тот же шрифт Futura, что и Дженни Григг в оригинальном дизайне, сохранил сетку. В результате получилась сравнительно достойная обложка.
В другом случае работа была выполнена халтурно, будто в простом текстовом редакторе: грузное, набранное прописными буквами без разрядки название, бездумный выбор гарнитуры, неверное оформление цитаты. Даже если семейство шрифтов Neutraface не поддерживает кириллицу, та же гротескная Futura могла бы подойти и тут.
Наброски сценария для фильма «Эммануэль Кант» (в английском прокате — «Emmanuelle Cunt»)
Молодой ученый едет на теплоходе «Михаил Шолохов» на конференцию философов в Берн. По пути он знакомится с очаровательным проказником Дидро, который учит Канта всяким шалостям. Теплоход застревает, так как прямого водного пути до Берна нет. Кант и Дидро вынуждены провести ночь на судне.
В Берне молодой философ идет на конференцию, но внезапно его тошнит прямо на улице. Он падает и теряет сознание. В госпитале выясняется, что Кант подхватил от Дидро монаду. (!) Дидро раньше водился с Лейбницем, который был не очень чистоплотен.
Кант остается один в незнакомой стране. Он выходит из клиники. На улице март, летают грачи, ветром проносит газеты и рваные пакеты. Мрачный Кант идет в пальто. Играет печальная музыка.
Он садится на севший на мель теплоход «Михаил Шолохов» и ждет отправления домой. Камера отъезжает, виден теплоход и вокруг рабочие с лопатами.
Придумал слово стихуебище — это когда поэма крайне разочаровывает.
Глупые тетки любят составлять буриме. Это для них творчество будто: чувствуют неукротимую силу своей самодеятельности и пишут строчечки. Например, первая тетка начинает: «Вчера в саду вишневом…»
Вторая дописывает: «Луна светила ярко…» (Дурацкая строчка, к слову. В полной мере соответствует стихуебищу. Я бы, например, в жизни так не написал.)
Затем третья тетка добавляет абсолютно серую строку: «Стояли мы вдвоем…»
Потом черед доходит до поэтессы — того типа женщин, что мы славим и превозносим в наших хулах. Поэтесса не хочет ударить в грязь лицом и во что бы то ни стало стремится блеснуть перед менее одаренными подругами. Она напишет что-нибудь такое: «Укутавшись туманом».
То есть в моем примере, несмотря на очевидные провалы, буриме окончилось вполне сносным куплетом романса для Ивановской области. Не то чтобы шедевр, но публика простит. Хотя, конечно, вы можете сказать, что я подглядывал.
Смотрел видео от американского стрит-фотографа Джона Фри. Этот сухострогий на первый взгляд старик — настоящий писатель: заслушаться можно, как он рассказывает. Причем не столько о фотографии, сколько о труде, увлечении и самоотдаче. Обычно всякие стрит-фотографы учат, как фотографировать людей, чтоб на тебя не наорали или лицо не разбили: украдки всякие, ужимки показывают — шпионство какое-то. Он, конечно, тоже про это говорит, но с иной позиции:
Я не смущаюсь, потому что не думаю, что я делаю что-то недостойное. Я хочу показать обыденность, жизнь вокруг нас таким образом, чтобы она запала в сердца.
Врач же не смущается подходить к больному или умирающему, но он знает, что это его долг. Он должен спасти человека. Так и фотограф, если он видит картину, которую он должен донести до людей, он обязан схватить камеру и преодолеть эти несколько непритяных секунд смущения, потому что это будет прекрасная фотография.
Нужно каждый день учиться, учиться, учиться и тренироваться, тренироваться, тренироваться И, может, тогда вы научитесь и однажды позвоните мне и поблагодарите за это. И тогда, возможно, мы станем друзьями.
Я перевел на лету эти несколько пассажей, но поверьте, у него куда больше поэзии.
Cупревматизм