— Короче, не существует центра вселенной, я так понял. Просто есть места и люди, с которыми хорошо.
— Центр вселенной есть, он в Висконсине вроде бы.
— А, здорово, надо там побывать.
— Центр физический не гарантирует скопления духовного экстаза в одной точке. Нет мест, где хорошо, это всего лишь материя. А люди — живые души. Поэтому все хорошие… Кроме Кая Метова.
— Я так и думал, что ты про него скажешь. Мне он тоже почему-то вспомнился.
— Не может быть. Я непредсказуем. Так не должно быть.
— Не знаю, только что подумал про Кая Метова.
— Блин, знаешь, что это значит?
— Что?
— Он в Висконсине!

— Я сегодня завалил все тесты.
— Даже на беременность?
— Этот был не самым сложным.
— Но неприятным, наверное.

Один из родителей принёс каталог мальчиковой мужской одежды. Я, бросив взгляд на модных юношей в штанах:
— Никогда не буду носить одежду, которую рекламируют люди младше меня.

А вообще меня ещё шрифты там на страницах испугали.

Болит сердце.
Снятся льстивые киборги.
Ем редко.
Ограничен.
Режим постельный.
Мыслей много.

Серёжа: Если бы ты был пчелой, то маткой или трутнем?
Алексей: Ну, надо подумать. Какие у них преимущества?
Серёжа: Они, в приницпе, оба ничего не делают. Сношаются для блага коммуны.

Обещанных на сегодня гроз что-то нет, ну хоть дым рассеялся.

Серёжа: А вдруг мы все тронемся от этого дыма, станем мутантами?
Алексей: Хорошо бы.
Серёжа: Ты какую мутацию предпочёл бы?
Алексей: В негра.
Серёжа: Как-то неприлично звучит выбор негра как мутирующего существа.
Алексей: Мутация — это радикальное изменение. Куда уж радикальнее — превратиться в негра?!
Серёжа: Я думал о сверхспособностях: там хобот вырастет из головы, вздуются жабры или ещё что-то в этом духе.
Алексей: Нет, об этом я как-то не думал пока.

— Интересно, а вот как раньше люди справлялись: без газа, света, электричества?
— Ну у них были рабы.

• – «жениться» и «выйти замуж»;
• – Курта Рассела и Патрика Суэйзи;
• – порядок букв Ъ, Ы, Ь (о, здесь верно!);
• – право и лево.

Не то, чтобы совсем безнадёжно, но это не привилось. Мне нужно подумать несколько секунд, порой больше, чтобы выйти на правильный ответ. Но всё же чаще я попадаю впросак.
С последним пунктом вообще беда, и никак не вбить.

Ехали недавно с другом в метро домой. Переходили на Чистые пруды. Он мне говорит:
— Сейчас налево.
— Угу, — я спокойно иду направо.
— Нале-е-ево!
Я возмущённо поворачиваюсь:
— Да на какое ещё лево!

Или вот ещё картина, вызывающая неподдельную жалость.
Я сижу на кровати, а в руках у меня тёплые лыжные носки: на одном вышито R, на другом — L. В течение нескольких секунд я буду походить на бедолагу-криптолога, все внутренние силы которого брошены на разгадку этого послания.

И нет спасенья!

Беру трубку и радостно от всей души:
— Алло!
На том конце женщина неуверенно, но с надеждой спрашивает:
— Не Маша?
— Нет, — отвечаю.
— Ага, — признаёт поражение дама.

Проходит минута. Снова звонок.
— Алло!
— Не Маша? — опять переспрашивает она.
— Нет.

Так, если ещё раз перезвонит, я стану на время Машей и узнаю все секреты.

Раньше за мной записывали, теперь приходится самому. Никто, надеюсь, не будет оскорблён или скомпрометирован.

Серёжа: Иду в оперу. Вот билет!
Алексей: На что идёшь?
Серёжа: «Евгений Онегин». Знаешь, там про убийство в сельской местности. И всё под музыку Чайковского.

Серёжа: В ГЗ будет ёлка?
Алексей: ХЗ.

Алексей: А у тебя как дела?
Серёжа: Поел.
Мне очень польстил комментарий от Д.: так только Серёжа может ответить.

Алексей: А по поводу занятия ничего не слышно?
Серёжа: Мне не слышно.

Серёжа: Скоро выхожу. Встретимся около 13-52.
Алексей: Ок! Встречаемся у кафедры?!
Серёжа: Угу.

Серёжа: Получил карточку. Снял бабло. Интересная процедура.
Алексей: Молодец.

Выдержка из учёной беседы с моим другом Марко. Стояла жуткая духота, и я превозносил «до небес» температуру в 15 градусов.

— Нет, я плохо переношу жару, для меня лучшая температура — это +15°.
— Это уже холодно.
— Нет, действительно, +15 — это самая лучшая и приятная температура воздуха. Даже в раю всё время стоит такая.
— Ну ты загнул. В раю, наоборот, жара и море, градусов 30—32.
— В раю моря нет, там только луга и реки, как в Английском саду в Мюнхене, свежий ветерок и 15 градусов.
— А песок и жара?
— Песок и жара есть, но то место уже не называется раем.

Отрывок из наших безумных бесед с Сашей.

— Прекрасно было бы работать консулом в каком-нибудь маленьком островном тропическом государстве и писать отчёты.
— Да, сидишь в белом парусиновом костюме…
— Рядом стоит бутылка старого рома, за окном буйные заросли, сидит попугай…
— А ты открываешь чернильницу и пишешь…
— Зачем чернильница, можно же и на ноутбуке печатать.
— Да?! Тогда у тебя и попугая не будет.

Вчера на прогулке у нас зашёл следующий полубредовый разговор. Моё сознание, измученное долгим ожиданием в Университете и попаданием под дождь, выдало идею, что на остановке, может, стоять архангел. Тогда мой компаньон поинтересовался, что бы я в таком случае спросил у него. И настоял: именно спросил, а не попросил. А то, опасался собеседник, вдруг я попрошу четвёрку «Жигулей». Я однако, здесь возразил, что это всё же архангел, а не дьявол, поэтому о «Жигулях» он, скорее всего, не знает. Всё-таки ангелы, испокон веков ютившиеся на острие иголочки, вероятно, склонны к более утончённым и деликатным технологиям.

Вернувшись к заданным рамкам возможного диалога я — после попадания капли мне на нос — сказал, что поинтересовался бы о погоде. Компаньон возмущался: «Как? О погоде? Это же архангел!» Тогда я обратил острие выбора темы на него самого. Он помялся и ответил, что спросил бы, сколько у него будет детей. «Что за глупость?» — возмутился тут уже я и посоветовал с такими проблемами пойти на Арбат. Вот у кого, а у архангела я бы точно этого спрашивать не стал. Зачем вообще это знать? Разве это интересно? Перейдя улицу Лебедева, компаньон уже стал фантазировать на тему курса доллара. Я, отвечая как бы за архангела, выдавал неутешительные прогнозы (32 ⁹⁰, 34 ²⁰).

Одним словом, никто из нас не был готов к разговору. Дождь снова стал набирать обороты. Мы шли на остановку. Там стояла женщина с зонтом и ещё какой-то человек. Архангелов не было. И слава Богу! А то опозорились бы.