7 апреля 2018
Сажусь как-то утром в такси.
— Чё, брат, очень грязный машина, да?
— Грязновата.
— Не успел помыть. Я вчера ехал с клиентом в такую часть Москвы, куда ни один таксист не поедет.
— Это куда?
— В Воронеж.
Сажусь как-то утром в такси.
— Чё, брат, очень грязный машина, да?
— Грязновата.
— Не успел помыть. Я вчера ехал с клиентом в такую часть Москвы, куда ни один таксист не поедет.
— Это куда?
— В Воронеж.
Говорят, в горах Пьемонта живут волки. Вот Энрика ходила на лыжах по приальпийским лесам и видела одного, но старого. Рассказывает, что в округе штук восемь бегает. Косулями питаются. Я тоже как-то ел косулю. Она нежная.
Кроме волков, водятся лисы. Та же Энрика закупала яйца в одном хозяйстве. Было у них 40 кур. Забралась в курятник лиса и передушила 39 кур. Осталась одна курочка. Сидят теперь жители без яиц.
Если мы уже знакомимся с Энрикой, расскажу остальные ее новости. К ней залезали воришки, поэтому теперь она хочет купить оружие. За кофе она деликатно поинтересовалась, могу ли я ей достать автомат Калашникова. Мол, у нее есть знакомый карабинер, который после стрельбы по ворам поможет ей обставить все как нужно и устроить дело в ее пользу. Я спрашиваю: «Вам от воров спастись или больше пострелять поинтереснее?» «Пострелять, — отвечает. — Но по ворам, чтобы не повадно было. Вот у знакомых собаки здоровые, — не помогает. А мелкая собачонка, наоборот, может лай поднять и визг такой, что все разбегаются». «Может, гиену во двор выпускать?» — предлагаю. «Нет, — размышляет. — Гиены не нападут на живого человека. Они более к падали привыкшие».
Зимой в итальянской глубинке тоскливо и пусто.
— Кстати, как думаешь, есть ли жизнь на Марсе?
— Конечно. Не ахти какая, но пару вечерков провести можно.
Самое веселое, что я видел за прошедшее время, — это фотография Ксении Собчак в патриарших шмотках с бородищей. Правда, говорят, теперь за это на нее инквизиция охотится. Ну а нас фото подтолкнуло к небольшому обсуждению жреческих платьев.
— Где-то вычитал, что позолоченные-то у них одеяния. Или реально золотые?
— Надо провести химический эксперимент.
— Какой?
— У меня по химии была слабая тройка. Но думаю, надо окислителем каким-нибудь облить. Если растворится — золото. Если нет — что-то другое.
— Верно! Хорошая идея!
— Соляная кислота, пишут, подойдет.
— Соляная — это хорошо.
— Полведра хватит.
— А у тебя химики знакомые есть?
— Есть, но зачем их беспокоить по таким глупостям. Вот свершим эксперимент — тогда расскажем.
Как-то совсем все стало горько и безнадежно в последнее время. Даже писать ничего не хочется.
Медленно приходит весна: из парка повеяло вонючей речкой. Пахнет так, словно едкий дым вдыхаешь. Причем вонять начинает ближе к ночи. Гадаю, может, в речку по вечерам что-нибудь сливают.
Поймал себя на мысли, что из-за кризиса совершенно исчез телефонный спам (ну или его кто-то решительно поборол). Уже несколько месяцев никаких докучающих сообщений не приходит.
Вчера в квартиру привезли новый комод. Он оказался неожиданно большим и массивным. Сначала я его испугался, но потом полюбил. Похожий был у меня в миланской квартире, в которой я останавливался в 2008 и 2011 гг. Комод должен будет вобрать все разбросанные тут и там бездомные вещи, так как старый гардероб уже безобразно забит.
А. не отпускают мысли о Страшном суде.
— Достоевский, и, по-моему, даже Камю продвигали в свое время такую мысль, что если бога нет, то всё дозволено. Что ты думаешь по этому поводу?
— Если молока нет, то все впустую.
— Безусловно. И всё же?
— Если моральные качества основаны исключительно на страхе или запрете, то психологическая целостность такого индивида под подозрением.
— Но ведь если Страшного суда не будет, то действительно можно на всё наплевать.
— В странах, которые преодолели трепет перед Страшным судом, как правило, есть свои земные. Такие проблемы решают обычно там.
— А что, сегодня прощёное воскресенье?
— Нет, сегодня церемония вручения «Оскара».
— Я задумал экспедицию устроить. Как Тур Хейердал. Сейчас маршруты проверяю, где продуктовые магазины есть. Нам бы собрать крепкую команду.
— Можно взять собаку. Она — друг.
— Собака в такой ситуации может быть в тягость. Она ученая должна быть. И потом, ее не везде ночевать пустят. А оставишь снаружи — убежит еще.
— Ученая собака — то, что нужно! Я именно это и имел в виду.
— В экспедицию должны ехать только полезные кадры. Как у Тура Хейердала опять-таки: врач, инженер и японец.
— А собаки у него не было?
— Нет, не было. Следует определить характер экспедиции.
— Религиозный. Миссионерский. Крестить будем всех.
— Может, ты будешь просто крестить собак по пути следования экспедиции? Как тебе такое предложение?
— В целом я не против.
— Кстати, а как крестить собаку?
— Полагаю, примерно так же, как и обычного человека.
— Но она будет вырываться. Как найти ее согласие? Как она поймет, что она теперь крещеная? Что изменится в ее жизни?
— Возможно, она станет более духовной. Мы будем следить, чтобы она соблюдала пост. И всё такое. И вообще крещеная собака понадежней.
— А пес-лютеранин тебя устроил бы?
— Если он не будет протестовать. А то напишет еще какие-нибудь требования.
P.S. Кстати, недавно сам папа римский, сказал, что собаки попадают в рай. И вот вопрос: если собаки не ходят в церковь и попадают в рай некрещеными, то зачем людям все эти загоны?
— Я днем рождения детей жертвую, днем рождения жены жертвую, праздниками жертвую, а на тренировку хожу. Потому что тренировка — это святое.
— Жертвует он! Да кидаешь ты всех!
— Такой непростой вопрос. Смог бы папа римский отстоять очередь в Сбербанке или хотя бы на Почте России?
— Он льготник?
— Только в определенном смысле.
— В какое окно стоит?
— Оно одно.
— Тогда в чем проблема?
— А очереди две.
— Ага. И одна двигается, а вторая — его, так? Эта физика масс. Тут нужно думать. Вообще думать ему нужно было прежде. «Зачем я пошел на почту?» — тогда это метафизика масс.
— Метафизика масс? В первый раз слышу.
— Массы прутся на почту и забивают две очереди. Это физика. Но если бы они подумали прежде, то есть подключили метафизику, то столпотворения можно было бы избежать.
— Это было предопределено. Они не могли подумать заранее.
— Предопределение отменяет волю. Значит, перед нами не папа римский, а животное.
— Это прорыв в науке!
Некоторые отчего-то верят, что все наши беды из-за западных санкций: и рубль из-за этого валится, и сыры приличные исчезли. Но ведь Запад ввел лишь персональные санкции — против отдельных чиновников, а продуктов-то нас лишило собственное правительство. Это уж не говоря про войнушки и уже обыденное воровство с коррупцией.
(Я вот теперь отказываюсь в отношении русских обывателей употреблять глаголы думать или полагать. Кругом одни лишь верования.)
— Мы должны срочно просветить человечество. Так больше жить нельзя. Серьезное дело, надо поднимать все с нуля.
— Ты хоть в курсе, что нуля не существует?
— То есть ты понимаешь, как мне тяжело?
Кстати, про сыр. Мой любимый Oltermanni, похоже, исчез надолго. Для меня его вкус теперь как сокровенная ностальгия. Без сыра я жить не могу, потому я начал пробовать наименее подозрительные сыры. Все они оказались на вкус, как картон. Совершенно без аромата и запаха. Пока мне более или менее понравился лишь Grüntaler. Немецкое только название, делают его в России. Отчасти он похож на чеддер, но больше его запах напомнил мне о Греции. Там я похожий сыр брал домой.
А еще неделю назад по нашему дому ходил паренек в спортивных штанах, предлагал покупать картошку и лук. Я такого в Москве с середины 90-х не припомню. Я уже задумывался о серьезных закупках, но мне популярно объяснили, что картошка либо прорастет, либо перемерзнет, поскольку погреба или иного подходящего хранилища в квартире нет. И потом я вряд ли ее столько съем.
Ну а рубль летит, как алкаш с обледенелой лестницы. Кувыркается по ступенькам, только валенки мелькают. Плюс два рубля в день за евро — это уже даже весело. Дамам можно в Милан на распродажи не летать. Пальто MaxMara скоро и в Москве будет стоить всего тысячу.
(продолжение критического разбора стихотворения «Пьяная поэтесса»)
— О какой войне идет речь?
— О войне человеков, о которой еще Гоббс писал.
— Очень аккуратная, но в рваных колготках?
— Потому что не успела зашить. Хотела, но не смогла. А потом, сам знаешь, напилась.
— Когда в последний раз пьяные демонстрировали усердие?
— Три минуты назад на улице Молодцова.
— Ты написал пьяный человек, дословно цитирую, «берет за ногу». Что это означает?
— Ну это ты совсем уже. Такого простого не понимаешь. Писал же Л. Толстой: «Я взял ее за ногу и трахнул со всей силы об стол».
— Ее зовет долг, ты пишешь. А напиться ее тоже позвал долг? И что за долг? Карточный? Ипотечный?
— Слабость человеческой натуры. Про долги мы уже разбирали. Я же писал — высший долг.
— И я бы не стал утверждать, что духовные матери поколения пьют.
— Закладывают за воротник только так.
— Пожрать купить, замечу между строк, — это низший долг, по Маслоу.
— Так она не себе же.
— И ты так и не сказал, куда она все-таки идет?
— Это не важно.
— Стихотворение должно быть конкретным.
— Это же не показание, а направление мысли.
— В поэзии важна точность. С кучей деталей. Любовь к деталям — неотъемлемое качество любого хорошего поэта.
Кучу деталей
Высыпал мастер на стол:
«Хули уставились?
Собирайте приемники!»
Пьяная поэтесса
Рваные колготки
Надела на ноги
И идет покачиваясь.
Нет этому оправдания.
— Почему пьяная поэтесса надевает уже рваные колготки?
— Потому что нет других. Ведь на улице война.
— Скорее, она порвала их, уже будучи пьяной?
— Нет, она очень аккуратная дама, я ее знаю.
— И что это за уточнение «на ноги»? Куда она могла их еще надеть? И смысл идти куда-то?
— Это уточнение демонстрирует усердие. Простой человек взял и надел колготки. Никаких проблем. А пьяный он смотрит на ноги, он их разглядывает, берет за ногу и одевает колготки. А то, что она пьяная и еще идет куда-то, — так это ее долг зовет. Она духовная матерь поколения. Ее не страшат материальные трудности, поэтому ее зовут только высшие долги. (Ну там, пожрать купить…) По-моему, это очень глубокое стихотворение, и не многие понимают его так, как автор.
А тем временем стихотворение уже переводят на иностранные языки. Вот, например, версия на английском языке:
The wasted poetess,
She wears stockings with holes,
And she staggers down the street.
What a shame!
There’s no excuse!
— Если бы ты присутствовал на моем Страшном суде, ты бы за меня заступился? Что сказал бы?
— Ты хочешь, чтобы я представлял твои интересы?
— Было бы неплохо.
— Тебе пришла повестка? Могу я ознакомиться с делом?
— Не сейчас. Возможно, потом. Ну, вот ты скажешь, переходил на зеленый, места уступал?
— Мы не знаем, стоит ли это говорить, пока не ознакомимся с обвинением. Поэтому попрошу тебя пока воздержаться от комментариев. Но это очень мудро с твоей стороны обратиться именно ко мне. Ни один мой клиент еще не проиграл дело в Страшном суде.