После Барселоны я провел неделю на севере Португалии. Я вновь остановился в маленьком петушином городке Барселуше, откуда ежедневно ездил с партнерами на выставку в Порту. Более бестолковой выставки я еще не посещал — какой-то слет рукоделиц и творческой молодежи. Тем не менее посетители приходят, а это и ценно.

Поделюсь своими наблюдениями о португальской моде. Одеваются тут, как в конце 90-х. Дамы носят пиджаки с длинными рукавами до концов пальцев; непременно чёрные пиджаки. У темноволосых обязательно хмурый, затемненный макияж. Облик от того выходит скорбный и обгоревший. В Испании, к слову, у брюнеток наоборот популярна ярко-красная помада. У светловолосых модниц преобладают экзотические оранжево-бирюзовые раскраски, наложенные смелыми пестрыми мазками. Наряжаются такие дамы подобающе — во что-то ананасовое или ягуаровое. От них веет крикливыми влажными джунглями. Многие надевают ковбойские сапоги и широкие шляпы. В этом чувствуется заокеанская американская вольница. Португальскому стилю присущи черты сельской моды. Например, дубленка с меховым воротником поверх черного спортивного костюма встречалась мне за дни выставки не раз. Ещё у португалок крупные приземистые ноги. Тонконогих мало. Ходят по-деревенски — носки в стороны.

---

Я переменил свое мнение и теперь полагаю, что в Португалии можно вкусно поесть. Ошибкой моей в прошлом было полагаться на выбор ресторана партнерами. Казалось бы местные должны ну хоть что-то знать. Когда бы они меня ни приглашали ужинать, я оставался недоволен едой. Когда же я сам выбирал места, то получал наслаждение. Например, в том же Барселуше, если вас туда занесет (а сюда, что непостижимо, зачем-то приезжают путешественники), самый лучший ресторан занимает первый этаж отеля «Багоейра». Я пробовал тут и мясо, и креветки. Все готовят удачно вкусно. Официанты услужливые, но неулыбчивые. А еще тут в какой час ни приди по телевизору всегда показывают футбол.

Не так давно прочитал, что самые загруженные рейсы — это короткие перелеты между близко лежащими крупными городами: Милан—Рим, Пекин—Шанхай, Москва—Петербург. В Европе рейс Барселона—Мадрид второй по пассажиропотоку. Оттого летают по этому маршруту здоровенные боинги с рассадкой 10 человек в ряд в экономе и 6 в ряд в бизнесе.

Первые минут 15 самолет летит вдоль золотых пляжей Каталунии. Здесь пока что все живое: зелень, пески, море.

За Таррагоной самолет уходит на полуостров, и начинается совсем другая Испания — сухая, пустынная, выгоревшая, как безжизненные марсианские земли.

Мадрид укрыт плотными облаками; сквозь дыры видны ржавые поля.

Барахас. Все флаги в гости.

Во втором терминале Барахаса переждал полчаса до следующего рейса в зале ожидания «Врата Алькала» с панорамным видом на взлетную полосу. Он оказался очень удобно спрятан между гейтами прилета и вылета.

Вылет в Порту.

Португалия вроде тут рядом, а ведь совсем другой мир. На нее приятно смотреть: она вся такая зеленая-презеленая, и океан синий, и крыши рыжие, и облака пушистые — глаз радуется. И еще здесь музыку включают при посадке. Так легко все и беззаботно. Никто не спешит, не волнуется. Вот на автостраде старикашка едет против движения. Пес знает, как ему это удалось. Его из-за руля не видно, одна кепочка торчит. Едет 10 км в час, не спешит. Ему бибикают, через окошко объясняют, что он не туда едет, — без раздражения, хотя за секунду до этого чуть не влетели в него.

Колумб. — Улочки. — «Мерс». — Зебра.

Прелести европейской зимы не покинули меня и в Барселоне. Здесь, конечно, теплее, чем в морозных Милане и Будапеште, но все равно холодно. Можно отложить теплую зимнюю куртку и пальто и ходить по городу в плотном пиджаке или кофте, но в квартире чувствуется промозглость. Обогреватель не в силах победить ее. Горячая вода остается таковой лишь для не ведавших высших температур.

Расскажу про особенности барселонских домов. Прежде всего, все перекрестки в городе устроены в виде квадрата, повернутого на 45 градусов. Дороги выходят из его углов, а дома стоят фасадами по сторонам.

Счет этажам ведется не только не с нашего первого этажа, который тут нулевой и зачастую жилой, а с нашего третьего. То есть сначала идет нулевой, или никакой, потом идет первичный — principal. Затем начинается привычный счет: первый, второй, третий. Напоминает детский счет «раз—один—два—три». Например, я живу на втором этаже, а по сути — на четвертом.

При столь богатой и разнообразной этажности в старых домах не бывает лифтов. Лестницы же узки и круты, как в средневековой башне. Громоздкие предметы поднимают снаружи и заносят в дом через окно. Для этого над последними этажами встроены металлические балки. В Амстердаме тоже все дома с балками.

Также, как и в Будапеште, номера присваиваются не домам, а подъездам, дверям.

Балкон — важная часть дома. Здесь очень редки гладкие фасады, и каждое окно превращается в балкон или на худой конец во французское окно с решеткой. Многие фасады — это сплошные балконы.

Некоторые балконы застекляют. Поскольку это делается не в ущерб красоте фасадов, могу предположить, что застекления, возможно, закладывались в проекты зданий.

Пример аккуратной надстройки.

Внутренние дворики домов не так очаровательны. Там тоже сплошные балконы, но эстетически они уже ближе к застекленным балконам наших панельных районов (см. instagram). Да и болтают на соседнем балконе весь вечер по-русски.

Кондеем в советских лагерях называли тюремный карцер, а раньше в простонародье так звали кладовую или маленькая комнатушку.

Город Детройт — пример буквального прочтения французского слова détroit, пролив. Звучит, как если бы мы сейчас, словно дефективные, читали Renault как ренаульт. Если посмотреть русские дореволюционные издания, город писался и произносился Детруа. Затем, видно, перешли на американское произношение.

На сладенькое поделюсь разбором веселой фразы “Shits hits the fan.” Истоки ее не до конца ясны, а значение словарь приводит такое: “Messy and exciting consequences brought about by a previously secret situation becoming public.” Вы слышите? Messy and exciting!

В морозные венгерские вечера вместо прогулок — читал. Прежде всего прочел «Обыкновенную историю» Гончарова. Остался ей предоволен. Кажется, Петр Авдуев один из первых ироничных героев в изможденной надрывами русской литературе. До чего ж толковый дядька.

В «Опасных приключениях Мигеля Литтина в Чили» Маркес литературно пересказывает поездку обратно на родину высланного из страны чилийского режиссера. Едет он с фальшивыми документами, чтобы снять документальный фильм, разоблачающий режим Пиночета. В оригинальном названии приключения не опасные, и в книге никакого напряжения нет. Да, потрясся режиссер от страха на проверках паспорта, удирал, меняя такси, от агентов безопасности и тайком навестил родных. Идея классовой борьбы, конечно, портит весь репортаж. Как начнет он заливать про шахтеров, про бедняков, про трудящихся — чистая пионерщина. Да, Пиночет — кровавый диктатор, но упиваться добрым дедушкой Альенде, беспомощным старпером, похерившим экономику страны, и полагать, что если бы Чили стала второй Кубой, то она сильно бы отличалась от той диктатуры, которую с отвращением описывает Литтин, — беспощадно губительная наивность. Вдобавок Литтин относится к тому классу убежденных леваков, которым противно даже прилично одеваться. Когда его для конспирации одели в дорогой костюм, побрили и причесали, его стало воротить от нового буржуазного образа. Я как-то раз сидел в аэропорту с похожими противниками буржуазной моды. Ребята были одеты в какие-то экологически левые обноски и пахли… органикой.

Наконец, уже в Москве прочел «Гобсека» Бальзака. Это короткая история о старике-ростовщике, почему-то рекомендованная школьникам. Мне посоветовали прочесть ее как нравоучительную. Я же увидел в ней неплохие сценарии сложных деловых переговоров.

В Будапеште тоже стояли морозы. В Москве было теплее и уютнее. Вечерами я пробовал выходить гулять, но каждые полчаса прибегал домой отогреться. Вдобавок ко мне прицепилась мелодия «В пещере горного короля», я гудел ее в нос весь день. И чем сильнее я мерз, тем бодрее звучала мелодия.

До первой поездки в Венгрию я представлял ее страной загадочных гениев, красавиц и гусаров. Разочарование в венграх пришло быстро. Они в большинстве своем оказались ленивыми, малоподвижными обывателями — селянами. В валютных обменниках, управляемых не арабами, а венграми, сидят по три толстеющих скучающих девицы и еле-еле считают. Официанты в кафе подходят неохотно и вяло, предпочитая коротать время в своем уголке. А по центральным улицам ходят парами грубоватые приставучие девки, заманивая в кабаки, дабы выклянчить деньги.

Удивительно, как таким лодырям достался в наследство столь прекрасный город.

Январь — самое неприятное время в Милане, даром что распродажи. Морозно. Город сиз. Руки все время ледяные, трескается кожа. Вода течет холодная, нагревается медленно. Отопление смешное. Сплю под двумя одеялами. Ощущаю себя бездомным. Терплю насмешки. Нет, так жить нельзя.

Всю неделю ел исключительно пасту с морепродуктами… Что за отвратное слово морепродукты! — задумался сейчас. Ни сифуд, ни фрутти ди маре, а какие-то угловатые морепродукты — продукты чего? Может стоит говорить дары моря? Напыщенно звучит.

Посмотрел фильм Totò, Eva e il pennello proibito (1959). Тото играет дурашливого, но гениального художника-кописта, приглашенного жуликами в Мадрид, чтобы срисовать копию с «Обнаженной Махи» Гойи. Как только задание оказалось исполнено, авантюристы пробуют избавиться от настырного мастера, что ведет к комичным ситуациям. Под долгий итальянский обед кино хорошо смотрится.

В среду купил уже четвертую зарядку Magsafe для компьютера.

Интереснейшее открытие, сделанное на досуге, — передачи и лекции Гасана Гусейнова по античности и языковедению. (На ютюбе полно всего.) С одной стороны, его речь — это упоительнейший оазис посреди обмерзлой тундры русской современности. С другой — погружение в античность возвращает в жадную до знаний атмосферу первых курсов Университета.