В Москве все зовет на выборы. Повсюду билборды, плакаты, наклейки — вдоль дорог, в метро, в автобусах. Каждое сраное государственное приложение ноет, приди на выбор. ЦИКэРэФ смски шлет, заботится, не пропущу ли я 18 марта. Даже в личный кабинет Аэрофлота всунули баннер. Прямо конец света! Ну а с другой стороны, как же иначе догадаться, что у нас выборы, — других-то признаков нет.

Тут я решил выиграть время и, не возвращаясь в Москву, сразу из Милана полететь в Бухарест. Это было, конечно же, скверное решение, и больше я так поступать не намерен. За этот короткий перелет я вымотался больше, чем за любой иной. Лоу-косты выжимают силы до конца: задержка рейса, тесные ряды, да еще и пассажиры не доверяют свои вещи в багаж и летят со всем своим добром в салоне. Я никогда прежде не видел, чтобы люди летели, обняв сумки. В общем, ехали мы, как в пригородной электричке.

Вот еще казус. На выходе из бухарестского аэропорта на мне сработала тревога. Раздался жуткий писк и замигала красная лампочка «Gamma alarm». Добродушный служитель остановил меня и попросил подождать инспекторов. Он вызвал кого-то по старому мобильнику. Подошла девушка в форме и спросила, не врач ли я и не везу ли медицинскую аппаратуру. Я ответил, что нет. Она тоже позвонила кому-то, сказала, что надо немного подождать, развернулась и ушла. Я постоял, охраняемый служителем, еще десять-пятнадцать минут. Он был славный малый, переживал, постоянно звонил и просил поторопиться. Ему отвечали, мол, идем-идем, однако так никто и не приходил. Все это время тревога продолжала пронзительно визжать и мигать. В конце концов, после настойчивого четвертого звонка на том конце, видимо, сдались и признались, что на самом деле все ушли куда-то с поста, никого на месте нет, так что меня можно отпустить. Так я въехал в Румынию.

В Бухаресте стояла морозная и солнечная погода.

Говорят, в горах Пьемонта живут волки. Вот Энрика ходила на лыжах по приальпийским лесам и видела одного, но старого. Рассказывает, что в округе штук восемь бегает. Косулями питаются. Я тоже как-то ел косулю. Она нежная.

Кроме волков, водятся лисы. Та же Энрика закупала яйца в одном хозяйстве. Было у них 40 кур. Забралась в курятник лиса и передушила 39 кур. Осталась одна курочка. Сидят теперь жители без яиц.

Если мы уже знакомимся с Энрикой, расскажу остальные ее новости. К ней залезали воришки, поэтому теперь она хочет купить оружие. За кофе она деликатно поинтересовалась, могу ли я ей достать автомат Калашникова. Мол, у нее есть знакомый карабинер, который после стрельбы по ворам поможет ей обставить все как нужно и устроить дело в ее пользу. Я спрашиваю: «Вам от воров спастись или больше пострелять поинтереснее?» «Пострелять, — отвечает. — Но по ворам, чтобы не повадно было. Вот у знакомых собаки здоровые, — не помогает. А мелкая собачонка, наоборот, может лай поднять и визг такой, что все разбегаются». «Может, гиену во двор выпускать?» — предлагаю. «Нет, — размышляет. — Гиены не нападут на живого человека. Они более к падали привыкшие».

Зимой в итальянской глубинке тоскливо и пусто.

Классовая ненависть и внутрипартийная вражда берут начало от горилл.

Макаки первыми опровергли тезис Маркса об азиатском способе производства.

Среди орангутанов распространены либертарианские идеи.

Вы смогли бы нарисовать пальму? Я всю ночь мысленно рисовал и запутался в листьях. Получился щавель какой-то. Хорошо, это во сне было. Не перепортил холст.

На Майорке тебе приносят жестковатый нарезанный хлеб, зубчик чеснока, крошечную помидорку и блестящую, трясущуюся, как желе, горку местного майоркинского майонеза. Чеснок разрезают пополам и натирают половинками хлеб. Потом также поступают с помидоркой. И только затем можно зачерпнуть майонез и намазать его на хлеб. Это называется майоркинским бутербродом. Больше я ничего о местной кухне не узнал.

На Майорке находятся штаб-квартиры крупных гостиничных сетей и авиакомпаний. Тут, как принято причитать, вертятся все бабки.

Гостиниц тут уйма, одна на другой. Зимой они выглядят пугающе, словно кладбище круизных судов. Тянутся вдоль набережной белоснежные отели-великаны с потухшими окнами и закрытыми балконами. Кто-то не унывает и зимой, как мой отель. Я думал, ну кто попрется в декабре на Майорку отдыхать, а потом встретил на завтраке толпу немецких пенсионеров. Все они, кажется, были довольны и хорошо проводили время. Хотя для меня так и осталось загадкой, что можно делать на пляжном курорте зимой.

Пляж на Майорке хилый, узкий. Представляю, как здесь летом лежать неприятно. Гаже, чем в Сочи, поди. Я бы на Майорку, наверное, отдыхать не поехал.

Сегодня снился сложный богатый сон. Помимо прочего, я читал увесистый том мемуаров неизвестного чудаковатого старика, который прятался от меня, бегая по лабиринтам комнат своей квартиры. Писанина была отменная — будто смесь Хармса с Довлатовым. К сожалению, из прочитанного я запомнил только одно предложение: «Женщина пала, как цена на зерно». Ну не прекрасно ли? Во сне было много персонажей, но я им был чужд. Они безразлично наблюдали, как я чуть не свалился с оврага в заросший пруд, а затем вся постановка оборвалась хладнокровным убийством.

Снега в Москве навалило. Красота! Это за бесснежный новый год. Вчера ездил в офис, ставил коллегам песенку Манфреда Манна, это подтолкнуло к обсуждению музыки 50–60-х вообще. Тут вспомнили Чака Берри, и я открыл остальным, что его фигура весьма противоречива, поскольку он был любителем ссать на женщин и подглядывать за ними в туалете. Это потрясло многих, хотя и не омрачило разговора.

Сегодня мы всей семьей наслаждались снегом: катались с горки, валялись в сугробах, кидались снежками, строили крепость. Промокли насквозь, было весело. Немного обидно, ведь если вспомнить прошедшие годы, выходит, что таких дней случается лишь один-два в году. А так, то снега не бывает, когда приезжаю, то я отсыпаюсь без сил между перелетами.

В аэропорту Порту широко рекламируется местная туалетная бумага. Трапы обклеены слоганами, торжественно сообщающими пассажирам, что Renova —это самая сексуальная туалетная бумага в мире. Судя по обилию рекламы и присутствию бумаги во всех посещенных мной туалетах, она прочно заняла место на рынке.

Дары моря

За неделю в Португалии я не сделал ни одной фотографии. Было неудобно носить фотоаппарат с собой на выставку, а телефоном мне совсем неинтересно фотографировать. Конечно, я пожалел, что оставлял фотоаппарат в гостинице. По пути к выставке я проходил вдоль заросшего высокой травой пустыря, на котором на значительном расстоянии друг от друга равнодушно коротали время две толстые овцы грязно-бежевого цвета. Они блеяли низким басом, а их овальные морды были повернуть в мою сторону. Я был их единственным развлечением в этот ранний час.

На противоположном берегу, прямо по мосту от выставки, уткнулся в океан райончик Матозиньош. Прямо у стен океанского порта расположены — нет, не пиратские кабаки и притоны, как вы подумали, — популярные рыбные рестораны. Тут целая улица с заведениями одно за другим. Ленивые дядьки жарят рыбу на мангалах вдоль дороги, над ними носятся тучи крупных чаек, но не нападают, как, например, в Гааге. Несмотря на богатство даров моря, сами португальцы предпочитают есть малопривлекательную на вид слякоть из риса с креветками и морепродуктами. Из удачных находок: ел жареную рыбу почти без костей, название которой уже не вспомню, — я слабо разбираюсь в рыбах. А креветки, кажется, по всей стране жарят довольно отвратительно: они все время подгоревшие, но недожаренные, отчего мясо трудно отодрать от панциря.

Летал я в Порту через Амстердам. У берегов Голландии море зеленое-презеленое.

Судя по новостям из России, так протошнило наших бояр от «Смерти Сталина», что круче рекламы и быть не может. Наверняка, теперь все зеваки скачают это кино, даже несмотря на неинтересный трейлер.

Коголен — небольшой городок в пяти минутах езды от Сен-Тропе. Я уже описывал, сколько всего произошло в эту поездку.

По дороге из Ниццы водитель рассказывал свежие местные сплетни. До нашего приезда прилетал к ним Леонардо ди Каприо. Снял шикарное поместье в Сен-Тропе, устроил вечеринку, девок навез уйму. Тачки крутые, дорогущие понаехали. Сам ди Каприо прилетел на вертолете прямо на бал. Пошумел денек — и свалил. И снова стало тихо и пусто — теперь до следующего лета, взгрустнул водитель.

Легенда гласит, что при императоре Нероне римляне отрубили апостолу Трофиму голову, тело его положили в лодку, дали в спутники собаку с петухом и отправили в плаванье — такие суровые и необычные нравы царили в первом веке нашей эры. Непонятно, чем развлекались в пути собака с петухом, но лодка в конце концов приплыла к тому месту, где сейчас расположен городок Сен-Тропе.

Собственно ни Сен-Тропе, ни Коголен толком посмотреть не пришлось. Все дни мы провели в сельской местности, в поместье посреди засохших виноградников.