Монегаски — вообще какое-то индейское название для европейского народа. Кажется, краснокожие, черноволосые, в кожаных штанах, с томагавками, крадутся. А на деле — всякие добродушные пузатые дедушки с бокальчиками вина за столиками в сухой тени каменных переулков.
Неевропейское название, ох неевропейское.
Я опять трясу пучком вольнодумств над старушкой Европой.
— Есть? Ночью?
— Я, когда работаю, могу встать и поесть что-то. Я в этом плане совершенно не человек режима и расписания. Я не могу есть в часы завтрака, обедать ровно в три или ужинать по традиции. Взять ту же природу. Львиное семейство не просыпается всё в один час и не садится за утренний кофе. Они едят, когда есть антилопа. Представь, приходит молодой заспанный лев, без гривы ещё, а ему говорят: «Извините, антилопы уже заперты, и сегодня их больше не будет». Обидно ему, наверное.
— Мм, тебе надо книгу об этой теории написать.
— Книгу? Мне? Да незачем. К тому же все, кто разрождается какой-нибудь теорией, стремится тут же сделать из неё идеологию. Я говорю, как мне удобно кажется, а не хочу навязывать другим.
А вообще выходные оказались длинными, насыщенными и, как обычно, важнее всей так называемой рабочей недели.
Разразившуюся ночью долгожданную грозу я встретил в гостях, на балконе, нюхая воздух носом, как кот. Обрушившаяся с громом и молниями свежесть моментально вернула меня к жизни. Несмотря на то, что спать завалился в третьем часу ночи, превосходно выспался и, как сказочная принцесса, пробудился под птичье «фьють-фьють». Кушаю голландские бисквиты и пью соки зелёного цвета.
По утрам жду трамвай всё на той же остановке. Но уже стал задумываться о велосипеде. И все велосипедисты, что попадаются на пути, такие элегантные и модные, и прошмыгнуть можно повсюду, и со стоянкой проблем никаких.
Не успел поделиться наблюдением с утра.
Кишащий и визжащий детский сад под окнами вернее любого будильника.
Правда, я всё равно не успел сегодня. Пришёл в администрацию к
Врубили роутер. Захлёбываемся от радости.
Вылететал из Москвы в солнечный денёк.
Оторвались от земли. Летим над Россией.
Над Альпами.
И, наконец, над Италией.
Тут тоже солнечно.
Вот подъехал человек прямо под мой иллюминатор. Это из самолётного брюха выгребают чемоданы.
После всех процедур я, наконец, на пути домой.
Конечно же, завис в книжном.
А в холодильнике всё по-богемному. Жрать нечего.
А в Италии ничего не празднуют. Рабочий день. Сегодня я улетел в Милан.
Летел в полупустом самолёте. Красота. Хоть ложись на все три сиденья. Поспал часок. Подали напитки, холодные, как ледяной нарост в морозильнике. Набрал сока оттаивать на все свои пустые столики и вальяжно смотрел кино на компьютере. В отличие от прошлого раза, вышел последним, контроль прошёл одним из последних, чемодана ждал в последней порции багажа, вываливаемого на ленту. Но вообще кругом красота: +27 º, и зелень, и чисто, и свежо. И немедленно поел.
Кстати, небольшое количество вещей в большом чемодане превращает содержимое после полёта в хитрый салат. Несмотря на все лямочки и ремешочки. Разгрёб, разобрал. Постелил себе ложе, запутался, правда, в пододеяльнике, как неопытная муха, но всё-таки справился. И вот ещё один сюрприз — нет интернета! Подпитывавший чуть ли не всю округу анонимный доброжелатель вырубил свой мега-роутер и, видимо, куда-то свалил. А пользовались тут им нещадно. На незапароленном канале сидело по дюжине иждивенцев и жадно сосало. Не знаю, что это и как. У меня, в двух этажах от предположительного пучка бесплатного вай-фая, была скорость в 10 Мбит/с. Телефон ловил сигнал в нескольких десятках метров от дома. Благодать, короче. И вот, отключили! Сейчас сижу на USB-модеме, но это, конечно, не так захватывающе.
Утром — за продуктами, потом — на встречи. Постараюсь побегать вечером с камерой. Уже неприлично как-то всё телефоном снимать.
Невероятно, но в этом году мы опять победили.
А вообще мне всегда тихо нравился День Победы. Непонятен был лишь культ необузданного празднования. Скромные церемонии по погибшим мне кажутся уместнее залихватского бравирования и бесконечных парадов.
Консервированный лосось встречает меня в бархатном пурпурном халате, оглядывая холодным рыбьим глазом через монокль. Он держится достойно, раздевается, ложится в банку и закрывает за собой крышку.