У меня в голове нет ничего, кроме дребезжания. Все мое детство над нами сверлили каждые выходные на протяжении как минимум десяти лет. В моей современной истории, если изучить тэг «соседи», сверление не прекращается уже несколько лет. Этим летом у обладателей дрелей, видимо, гон или другое биологическое соревнование: сверлят без остановки несколько недель. Я впал в отрешение. Теперь любой человек с дрелью для меня — потенциальный мудак. Я считаю, их всех надо ставить на учет в момент покупки инструмента. Эти люди безобидно тупы снаружи и пусты внутри, как медузы. Думаю, я бы с равнодушием смотрел, если бы медведица раздирала их на части перед моими глазами.

До Университета я не обращал должного внимания на изучение языков. Я помню, что легко завидовал, когда мне рассказывали про людей, знавших пять, шесть, семь языков, но сам лишь мечтал о такой, как мне представлялось, мудрости и не осознавал, как к этому подступаются. Во мне тем временем выветривался английский язык, на который я окончательно обиделся, и, не признавая его более, в 18 лет я взялся за, как казалось, редкий и непопулярный итальянский язык. Так все и началось.

Случилось невероятное. Я сосредоточился. За полтора летних месяца до первого курса я проглотил всю грамматику, выучил множество слов и начал читать со словарем тексты из газет и немного художественную литературу. В Университете я записался в итальянскую группу, а поскольку обучение там начиналось с азов, я окунулся в забытое чувство превосходства. Мне ничто не мешало, я упивался языком и продолжал усиленно изучать его самостоятельно. Тогда же я влюбился в латынь. Но мне уже было мало.

К концу первого семестра я внимательно изучил южные славянские языки: болгарский/македонский и сербский/хорватский. В этом был мой капризный расчет. Я двигался по карте к югу и, обложив Балканы, наконец обрушился на греческий язык. Это ненасытное поглощение языков осложнялось отсутствием хороших пособий. Поэтому зимой 2004/05 гг. я написал специально для себя учебник по новогреческому языку с грамматическими таблицами, которым неизменно пользовался все последующие годы. Заодно я ознакомился с древнегреческим языком. Весной я вернулся в лоно романских языков и попробовал выучить французский и испанский язык. Они мне в ту пору не нравились, и это было уже хвастовством. Тем не менее я выучил их грамматику.

На втором курсе я самостоятельно учил немецкий, румынский и венгерский языки. В последний я был абсолютно влюблен и продолжил учить его и на третьем курсе. Я мог читать, но так и не заговорил. В принципе, было не с кем. Попутно я брался за финский, но быстро оставил. На четвертом я с новыми силами взялся за испанский, а позднее и за португальский язык. К этому времени я уже наелся и переваривал богатство открывшихся мне языков. Последним значительным моим выкрутасом была дерзкая попытка выучить японский. Он мне очень понравился, но лень и неясные причины изучения быстро остудили меня. Сейчас я жутко раздражаюсь, что не могу читать еврейский алфавит. Ну и что еще скандинавские языки не учил.

Брался за новый язык я всегда примерно одинаково. Начинал слушать радио или песни для изучения фонетики, потом набрасывался на грамматику, сжирал ее в считанные дни, после чего насильно принуждал себя читать со словарем, спотыкаясь и разбивая голову. Сейчас в интернете можно найти все виды словарей, но прежде поимка неоднозначного смысла была сродни гениальному изобретению. Многие языки после бурной вспышки страсти теряли в моих глазах привлекательность. Я их использовал, они мне многое прояснили, но говорить и читать на них я больше не собирался.

У меня была всегда одна причина учить языки: я хотел говорить с людьми на их родном языке. Это невероятно внимательно, учтиво и, безусловно, приятно всем, считал я.

Без практики многое выветрилось и закатывалось далеко в кладовые памяти. В последние годы я говорил лишь на итальянском и английском (ах да, его-то я потом снова безумно полюбил). Плюс я немного переводил с испанского и португальского. Романские языки вплелись в меня очень глубоко. А вот, например, греческий, который был у меня пять лет назад свободным, закатился совсем далеко. Например, вчера я неожиданно познакомился с одним греком. Я было собрался обрадовать его моим греческим, но смог произнести лишь короткие осколочные фразы. Со стыдом я вспоминал простые слова, и в итоге мы продолжили общаться по-русски. Хотя его греческий язык я понимал полностью. Подобная история у меня случилась, когда однажды похожее сочетание звуков в тайском языке (который я тоже учил, получается), не всколыхнуло что-то в подсознании. И вместо тайского в голове у меня выстроилась фраза по-гречески, а за ней как из дырявого мешка посыпались все слова и предложения. Такое случается и по сей день: когда мельком замеченное слово по цепочке совпадений может выудить на свет совершенно забытое знание.

Газонокосильщики — это новый бич Москвы. Их запускают в самые неожиданные места, куда ни разу не ступала нога нормального человека. Там они заводят свои ужасные механизмы и, как послушные манкурты, ходят кругами, выбривая залысины на траве. Они трещат за помойками, в оврагах у дорог, втиснувшись между заборами и гаражами. Десятками и сотнями газонокосильщики выходят стричь траву вдоль железных дорог. Они залезают даже в пыльные лужайки под развязками МКАДа. Я не знаю, сколько тысяч газонокосильщиков брошено в Москве на эту бесполезнейшую работу, но размах покоса такой, словно больше заняться в городе нечем, все дела решены и теперь остается лишь победить вездесущую траву, косить которую, к слову, можно бесконечно.

— Здравствуйте, я выдающийся молодой писатель. В своих бессмертных романах, чтобы подчеркнуть психологические переживания героев, я использовал следующие эпитеты…

— Да пошёл ты!

Шесть утра. За окном очередное серое летнее утро. Все вокруг равномерно серое. Даже белая простынь видится серой. И воздух тоже светло-серый. Тихо, шуршит дворник, пищат мелкие птицы, где-то далеко орет ворона и гавкает собака — сельская идиллия. Туго гудят первые шальные автобусы, которые в такую рань носятся без препятствий и иногда без остановок. Я сижу на кухне и от тоски ем бутерброд с сыром. Я не успел уснуть ночью и незаметно влился в новый день.

Вчера в два часа ночи меня разбудил жаркий запах горячих блинов. Это самая приятная причина пробуждения за последние дни, пусть и некстати. Ну ещё было весело, когда два кота орали под окном. К слову, прочитал, чем выше торчит хвост у кошки, тем прекраснее ее жизнь и ничто ее не подавляет. У гостящей у меня уже седьмой месяц кошки хвост так стоит, что кажется, это она доминирует и подавляет всех вокруг.

Около семи утра приехал большой серый камаз с грязным серым прицепом. Это по столице развозят первые арбузы.

Кажется, рано или поздно почти все начинают худеть, стремятся сбросить лишний вес, тренируются, потеют, едят по специальным диетам, борются за фигуру. Хм, подумал я, может, быть худым — очень здорово. А когда я услышал, как люди начинают все больше восхищаться фигурой Мика Джаггера, то просто расцвел от уверенности в себе. Это самая удобная фигура, и ее легче всего поддерживать без лишних мучений. Для меня же было испытанием пытаться набрать вес, чтобы, например, купить крутые брюки, которые были мне чуть великоваты. Результат оказалось тяжко поддерживать, так что проще вышло ушить штаны у портного.

В семь тридцать серый цвет сменяется светло-бежевым. Это прорывается солнце. Даже видно сквозь дыры голубое небо. Но солнце не справляется, и снова тянется серый день.

На автобусной остановке возле моего дома целыми днями напролет сидит старенький пьяница с лицом Роберта Митчума. Много лет уже сидит. Когда не слишком пьян — тянется к общению. Во времена, когда я ездил в Университет, он и со мной успел поговорить. Что-то про японских шпионов рассказывал и жаловался, как район застроили. После этого я старался не подходить близко к остановке и ждал автобус в сторонке.

Я выхожу из дома только под таблетками. От аллергии. Иначе в Москве мне уже невозможно. Поэтому выходить на улицу без особой нужды не стоит. У нас ещё по всему району роют метро. Хорошо так роют, с грязью, с шумом, с пылью, с треском, с грохотом, с дребезжанием, с грузовиками, облеплеными грязью. Все засрано вокруг и поблизости. Аж глаза щипит. Короче, забыл таблетки сегодня. Еле до дома добрался, весь в слезах, отплевывался потом.

Уехать бы к папуасам.