Для начала пара сайтов пингвиньих книжных дизайнеров с коллекциями обложек.

www.cb-smith.com
Обложки Корали Бикфорд-Смит иногда очень аккуратны и скромны. Её Фицджеральд мне показался местами даже слишком сдержанным и скупым. А некоторые серии оформлены в стиле старых афиш и киноплакатов.

www.davidpearsondesign.com
Дэвид Пирсон — дизайнер куда серьёзнее. Он, кстати, готовил книжку «Penguin by design», о которой я писал прежде. У него на сайте можно ещё раз посмотреть развороты из книги.
Ну и подборку оформленных им книжных серий.

Теперь совсем по-крупному. На сайте Иллинойского Университета (Чикаго) представлена достаточно интересная коллекция суперобложек. Подборка не по периоду, не по жанрам, не по странам, а по географической привязке — все книги так или иначе затрагивают острова Карибского моря.

Carberry Collection of Caribbean Literature — это и рассказы, и путеводители, и журналистские очерки, и этнографические исследования. Хронологически представлены книги, вышедшие в 1960-х — начале 1970-х гг.

Некоторые развёрнутые суперобложки особо прекрасны.

Некоторые — очень сочные, пресыщены экзотикой и богаты топическими мотивами: пальмами, морем, сумасшедшими закатами.

Во снах у меня продолжается какой-то кинофестиваль трогательной мистики и невероятного саспенса. Вскочил в половину седьмого просто так, побежал на кухню и вылакал разом огромную миску ряженки. После этого пришло некоторое успокоение.

Жуткая духота. Вчера я даже выходил на небольшую прогулку в парк. Но раскалился ещё больше. Кондиционер тужится и работает без остановки. Но я всё равно чувствую себя сгоревшим печеньем. Периодически мочу холодной водой свёрнутый платочек и лежу, как пляжник.

Последние два месяца я с огромным удовольствием пересматривал сериал «Коломбо», видел несколько фильмов Кассаветиса, в которых играл Фальк. Он часто играл итальянцев (детектива или мафиози), но мало кто знает, что его родители — выходцы из Российской империи: польские и русские евреи. За это время я проникся невероятным уважением к нему как актёру.
Буквально на днях я восхищался, что он до сих пор жив.

У меня растут желания перечитать много книг, посмотреть кучу фильмов, которые я уже себе приготовил, но никак не соберусь. Желание съездить куда-нибудь из Москвы на самой ранней утренней электричке. Желание поваляться в траве (что совсем странно). Желание пофотографировать чужие лица. Желание попасть в дождь.

Я ходил на днях утром в магазин. Рано утром. Это как приключение. Спящие продавцы в окошках круглосуточных ларьков, шатающиеся гуляки, крадущиеся домой, забытые медитирующие философы на остановках, первые бойкие оранжевые жилеты, подметающие улицы, выспавшийся домашний дядечка, протирающий машину. Сизое тягучее утро.

Уплетая случайный завтрак, я решил включить телевизор. Мне выпал первый канал с передачей «Доброе утро», которую я не видел со школьных лет, наверное. Бежать было некуда, есть одному в тишине казалось совершенно печально, пришлось уж терпеть.

Передача представляет собой искрящийся хладнокровным весельем набор из безобидных до остервенения роликов c ютьюба и собственных гениальных сюжетов на злобу дня. Сегодняшний скандальный ролик был про помойки и про всяких нехороших коммунальщиков.

Надутый голос за кадром сразу стал нагнетать для идиотов напряжение. Мусор опасен, а в жару он ещё и пахнет не очень. Вот вы думаете сидите дома, вдали от свалки, и вам ничего не будет? Тут же показали девочку за компьютером, которая объяснила, что таракан, прошедший путь от свалки до вашей квартиры, может отправить вас тотчас же в реанимацию.

«Вы даже не представляете, — продолжал пугать голос за кадром, — сколько микробов остаётся в том, что вы не доели».

Я твёрдо решил во что бы то ни стало доесть свой завтрак, чтобы не плодить колонии микробов, которые незадачливый таракан понесёт кому-то в дом.

«Даже постоянные обитатели помоек, бомжи, избегают мусора».

Странные всё-таки у создателей репортажа представления о жизни. Тем не менее, замаскировавшись под своих, съёмочная группа приступила к расследованию и отправилась общаться с бомжом Виктором. Оказалось, что он на помойке отнюдь не живёт. Рушится картина мира.

Но космические запасы идиотизма придают уверенности. У какого-то вокзала снимают скрытно, девочка спрашивает у другого бомжа:
— Тут где-то свалка есть? Вы не знаете?
— А зачем тебе?
— Да одежду хочу поискать, — капризно отвечает девочка.
— Ты что, дурная что ли? — недоумевает несоразмерно интеллигентее её бродяга.

И вот вам вывод. Помойки очень опасны, что даже бомжи их не посещают. Поэтому, собравшись с духом, авторы сюжета идут на отчаянный риск и сами отправляются в ближайший двор к помойке. И вот он он — зловещий зелёный бак, полный опасностей. Обычные отходы, коробки, но вот — ура! Шприц! — за кадром торжественно негодоют. Какая опасная находка!

«А ведь мы не знаем, кто им прежде пользовался».

Вторая помойка. А тут — целый градусник! И без упаковки. А во дворе ещё и детская площадка.

«А ведь мы то знаем, как дети любят играть в докторов».

Я думал, этот парад пестрящего кретинизма не закончится и я так не доем свой завтрак, поскольку моё недоумение достигло высочайших вершин, лишив возможности жевать. А там все ролики такие. Вот не представляю современную аудиторию и преданных зрителей программы. Сам я до сих пор отойти не могу.

Оказывается, очень мучительно и вязко искать приличную квартиру в Москве. Все агенты по недвижимости ленивы, как отравившиеся мухи, неделями перебирают свои картотеки, ничего не могут сказать внятного даже по размещённым в интернете предложениям, подсовывают какие-то жалкие варианты.

Ещё я ужаснулся, просмотрев некоторые снимки. Сколько жилья пропадает в прекрасных районах! Жилья, загромождённого жуткими креслами, диванами впритык, коврами и ссаными тряпками, кастрюльками и холодильничками, которые выбрасывали ещё в год моего рождения, раскидистыми люстрами, свисающими на метр с двухметровых потолков, и всяким прочим барахлом. В итоге остаётся три квадратных метров свободного пространства, где и предлагается кружиться в танце.

Ничуть не уменьшаю силы духовной поддержки, сопереживания и веры. Однако в моменты, когда остаётся лишь молиться и терпеливо ждать, чувствуешь себя крайне беспомощно и беззащитно. И стыдно. Ведь неправильно, что ничего нельзя сделать. Кажется, займись чем угодно, сделай хоть что-то, лишь бы не винить себя в бездействии. Ну встань! Ну пойди! Ну куда? Просто суетиться? Ну хоть что-то, это же невыносимо осознавать, что ты ничего не предпринимаешь, когда там что-то происходит, когда ты ничего не знаешь и лишь ждёшь, когда, возможно, нужна твоя помощь. И это терзает бесконечно. Хочется оторвать себе голову и, схватив её под мышку, бежать с ней через ночь пока хватит сил.

Я бы хотел научиться играть на каком-нибудь безобидном инструменте, вроде банджо. Конечно, никакого серьёзного музыканта из меня бы не вышло. Побренчать да отложить. Хотя очень приятно представлять себя в ряду образов из довольных румяных мудрецов, играющих на лютне.

В детстве меня страшили гитары, пианино и прочие инструменты повального увлечения. Я уважал гармонь, но она была велика и тяжела. Я избегал ненужных трудностей, поэтому считал, что дудеть — это верх гениальной простоты. А если ещё взять саксофон. Но один раз я сидел на лавочке и слушал под окном, как учится играть на трубе один приятель. Это были тяжкие и протяжные стоны, повторяющиеся словно рёв раненого моржа. Потом он постоянно выводил какие-то простенькие мелодии, но я уже понял, что и труба не так проста.

Вообще пальцы у меня непослушные. Так что, наверное, и с банджо у меня мало что выйдет. Но мне почему-то очень хочется попробовать.

Когда я один, то реагирую на каждый сомнительный звук. Мне кажется, где-то вдруг завибрировал-зажужжал телефон, и я навострил уши и замер, прислушиваясь. Хотя сам телефон лежит рядом, и звук включен. То мне слышится, что кто-то открывает дверь, чиркает ключом или даже уже зашёл и тихо стоит в прихожей. Я приглушаю музыку, откладываю книгу, выключаю воду или просто крадучись выхожу посмотреть. Зная при этом, что никто не может зайти, да и сам я заперт изнутри.

Листаю журнальчики.

Уже ночью отвлечённо закидывал в рот черешню, и проглотил косточку. После мне казалось, я чувствую, как она, маленькая, но твёрдая, движется во мне и даже прорастает ветвистым деревом в моём животе. Вообще страшно не люблю косточки, всякое мелкое и отвлекающее, ради чего нужно жевать аккуратнее, следить, сплёвывать, выковыривать. Особенно мучительно для меня всегда обстояли дела с виноградом, поэтому на моём фруктовом блюде он у меня исключительно без косточек.

Счастливое и светлое будущее всегда возносится ввысь и отрывается от земли. Оно блестит, сверкает и несётся в воздухе. Летающие автомобили, заоблачные дома, рассекающие небо поезда-снаряды. Всегда хотят лёгкости и отчаянно алчут технического совершенства. Всегда верят в полёт. Это неотъемлимый каприз любого фантазёра.

Я никогда не любил фантастику. У меня были знакомые (как правило, девочки), зачитывающиеся книжками про людей из 2118 года в серебряных костюмах и со сложными именами. Они все были бойцами-инженерами и хранили какую-то белиберду из нашего времени в память о предках. Им покорялись созвездия, но они были пронизаны космическим одиночеством.

Бывало, летом от нехватки литературы я брал подобные книги. Меня смущали даже обложки с металлическими буквами и суровыми лицами на фоне звёздной темноты. Я честно прочитал около сотни страниц, но даже не мог сосредоточиться. В момент, когда заблудившийся на какой-то тухлой планете отряд решал разделиться, чтобы обследовать местность, я незаметно захлопнул книгу, предоставив будущих сынов человечества самим себе.

Все эти пустые полудеревенские районы, огромные нечеловеческие расстояния, серые сгустки комками в углах и вдоль обочин, неприятные жареные запахи в местах скопления людей, пыль, обжигающе оседающая на лице под пылко-оранжевым солнцем, выжимают полностью, оставляя чувство обречённости и полной ненужности.