Кажется, я был пессимистичен вначале. Украинцы славно защищаются на радость миру. Их сплотила мораль и дух, потому что истина на их стороне, и это чувствует весь свет.

День сегодня черный и печальный. Многие пишут «военное вторжение» или «операция», будто избегая слова «война». Большинство русских, кажется, ошеломлены и растеряны, но ничего поделать нельзя. Чтобы не стыдиться молчания, мы подписываем какие-то петиции, произносим прописные истины, что мы против войны, некоторые выходят на площади с риском быть тут же скрученным или побитым — это все, скорее, поступки для своей совести и, хотя искренние, безрезультатные.

Очевидно, что санкции от бесхребетных европейских политиков никого не удивят и не остановят. Ну запретят летать Аэрофлоту, ну перестанут визы выдавать, снова списки тех же чиновников опубликуют — неужели это накажет виновных и остановит войну?

Поддержка Украине тоже, видимо, ожидается беспомощная. Будут помогать деньгами, добрыми словами и советами, подсветят свои монументы в цвета украинского флага. Но вряд ли кто-то будет воевать за Украину. Едва ли какая-либо страна откажется от покупок нефти и газа. Рубль рухнет, конечно, снова, да инфляция разгонится сильнее, и жить станет неудобнее, но нам, а не им.

И хотя все сочувствуют Украине, вероятнее всего, в ближайшее время большая ее часть будет захвачена и оккупирована.

Ну а нынешней России, кажется, настает конец.

В своей стране сделать-то толком ничего нельзя, остается лишь сублимировать на грани потери рассудка. Поэтому каждый второй тут специалист по внешней политике и международным отношениям, а с недавнего времени еще и эксперт по Украине. Выход энергии должен же быть.

А тут такая удача: «Ты же, — говорят, — образованный человек, так послушай! Тебе интересно должно быть». И нисколько не стыдясь, начинают исторгать каждый одно и то же. Я уже стараюсь не раскрывать, какое у меня образование. Это как в больничной очереди признаться, что ты врач-специалист. Все старухи бросают скучное ожидание и бросаются наперегонки со своими нарывами, гнойными ранами, переломанными пальцами и вырванными зубами. Тычут и суют под нос — «Посмотри!»

Но этим нельзя сказать, что они больны, до смешного легковерны и до страшного глупы. Там острота переживаний и вовлеченность так сильны, что разговаривать с ними — если уж вляпались в дискуссию — действительно нужно, как врач. Благородный порыв вывести из пещеры и показать мир снаружи с птичками, цветочками и облачками, как правило, безнадежно фантастичен и лишь ослепляет собеседника до большего безумия: «Ты, конечно, образованный, но говоришь глупости, как маленький». Могут и сильнее разозлиться.

— Логика сокращает жизнь.
— Блять, только этого мне сейчас не хватало.

Я на днях рассуждал в одной беседе, как неблагодарно быть специалистом по общественным наукам или наукам о человеке (не люблю термин гуманитарий, — мерзкое слово, средневековое слишком). Вот в естественных и технических науках есть твердые законы и четкие параметры, которые были и существуют несмотря ни на что. Ничего не сдвинешь просто так, и это служит верной преградой от посягательств неучей.

А в науках о человеке и обществе процессы и закономерности выводятся из живого человеческого опыта. Поэтому на первый взгляд они кажутся не так уж и строги, а кому-то и вовсе субъективны. (Хотя там тоже не сдвинешь ничего просто так. И за доказательствами далеко ходить не надо.) Вот и норовит каждый влезть с немытыми ногами. Ну да, зачем вот учиться много лет, читать умные книжки, постигать сложную красоту гениальности Вселенной и ее побочных эффектов, когда по телевизору все могут объяснить за 10 минут в информационной передаче?

Хохоча говорил мне один молодой московский таксист-армянин: «Вот эта история — не наука. Сегодня так, а завтра по-другому пишут в книжках. Не верю я уже никому».

Возвращаясь к специалистам-международникам, выращенным по телевизору. Украина с ее непростой трансформацией свихнула их круче некуда. И без того маргинальные взгляды сменились полудиким верованиями, которым в широком информационном пространстве не противопоставляется никакая толковая культурно-политическая позиция, поскольку в несвободных странах общественные науки держатся хреново и не перебарывают пропаганду.

Хотя, с другой стороны, что говорить про общественные науки в изолированных мирах, когда даже в свободных и развитых странах не все люди еще эволюцию переварили.

В США конспирологов, кстати, тоже хватает. Я как-то по радио слушал одного такого. Уровень за океаном, конечно, недостижимый. Наши пока не дотягивают. Рассказывал, например, что там вообще за всеми следят, а детей поят специальными химикатами, которые приводят к гомосексуальности и суициду. И так у него складно выходит. Правительство меняет ДНК, чтобы мы ничего не поняли. За каждым следят и прослушивают через сотовые.

У нас по сравнению с Америкой какие-то потешные кружки. Наши кликуши на Обаму все вешают, а американский разоблачитель заявляет, что Обама — на побегушках. У него спрашивают: «Кто же тогда за всем стоит?» Он: «Арабские богачи, королева Англии, Рокфеллеры…» Какой там Госдеп — это же детский сад. Иллюминаты — вот где сила!

Фуд драг администрэйшн специально кормит пластиком и радиоактивным силиконом. Ему говорят: «Это же дорого. Мясо дешевле». А он отвечает, что они готовят нас, изменяют ДНК, чтобы потом покорить и сократить население Земли до 500 миллионов человек. Вы что не ПОНИМАЕТЕ?????!!!!

Мы должны бороться! Разбей свой телефон! Отключи свет, потом возьми отвертку, я научу тебя, как выковырять из головы чип, по которому за тобой следят.

В России вообще не стараются. Все на колхозном уровне. Про ДНК никто не знает. Упиваются СССРом да косплеят в средневековых шмотках. Даже стыдно.

Сегодня моя кузина пошла в первый класс. Сходил на ее линейку. Кажется, 1 сентября в мои школьные годы проходили быстрее, а церемонии не были столь утомительны. После обычных фальшивых и приторных речей дирекции, притащили зачем-то двух ветеранов войны и труда, как они представились. Бабушка призвала к патриотизму, а дедушка разошелся и стал кричать, что первоклассники — единственная наша надежда в условиях гражданской войны на Украине и экономических санкций со стороны США. Короче, всем известная гнилая клюква. Поддержки в толпе родителей он, конечно, не встретил, но хотя бы выговорился.

Иногда тянет написать «хуево все», но не хочется показаться пессимистом или невежливым человеком. Надо ведь сначала поздороваться, спросить, как дела, потом незаметно так вставить «да ну, хуево все». Я про этикет почти что все знаю: как говорить, как одеваться, какой вилкой моржа есть, а какой под ногтями чистить.

По Москве появилось огромное количество рекламных щитов от ЛДПР. Даже на тихих улочках, где раньше висели какие-то замшелые муниципальные плакаты с золотыми медалистами района, появились большие синие пятна с желтыми буквами.

Посмотрел, что на картах Яндекса Крым входит в состав России, а на картах Гугла — нет. Но Яндекс, правда, такое только в русской версии сделал. В украинской и турецких версиях Крым принадлежит Украине. Гугл же держится вне национальных предпочтений. А Косово, кстати, за прошедшие годы Яндекс так и не выделил в отдельную республику. Ну и достаточно про Украину. Должен сказать, я сильно устал от эмоциональной напряженности в людях вокруг. Кажется, сейчас волна нездоровой патриотической экзальтации сходит на нет. Все успокаиваются, возвращаются к реальности. И, как сообщают, в русских посольствах и консульствах по всему миру хуй на граждан России кладут ровно так же, как и прежде.

В начале недели у меня случилась история с ремонтными рабочими. Рано утром в понедельник меня попросили последить за ремонтом на квартире у родственников. Там должны были устанавливать двери, и мне следовало пробыть там часа четыре и закрыть за рабочими дверь. Я взял с собой книжку, но читать не выходило из-за того, что у меня болели глаза от слишком яркого солнца. Укрыться от него было почти невозможно. Тогда я нашел на кухне один темный угол и сел туда слушать радио, прикрыв глаза.

Часа три-четыре кипела работа, потом я заметил краем глаза, что строители перестали мелькать в коридоре, давно не проходили за инструментами и материалами. Я вышел в коридор и увидел, что двери установлены и закрыты, в квартире тишина, инструменты и вещи лежат у двери, а вокруг ни души. Я вышел на площадку посмотреть, не курят ли они. Но на лестнице никого не было. Я спустился на один пролет вниз и осмотрел двор: машина, на которой рабочие приехали, стояла под окнами, так что, видимо, никто никуда не уехал. Я вернулся в квартиру и стал думать, куда они делись. Я сел обратно и решил подождать. Прошло полчаса, никто не возвращался. Я подошел к дверям: они были установлены и глухо прикрыты с картоном по периметру дверей. Через стеклянные вставки и через прорези под ручки я разглядел комнаты: в них были свалены коробки и нагромождена сдвинутая мебель, но не было видно ни одного живого человека.

Я позвонил родственникам, рассказал, что четыре часа работы прошли, двери установлены, но рабочие пропали. Они стали звонить им, их телефон не отвечал. Все стали нервничать. Прошло еще минут двадцать, они снова стали позванивать рабочим — тишина. Сумеречная зона какая-то. Я не понимал, почему я торчу полдня в пустой квартире, шел шестой час, как я сидел в грязной, заваленной строительным мусором квартире, дышал краской и пылью. У меня разболелась голова, а по телефону меня пытались успокоить:

— Ну, подожди, может, они руку отрезали и побежали в поликлинику.

Прошло два часа, рабочим звонили уже все. Я думал плюнуть на все, уйти, закрыть квартиру. Что за издевательство! — они взяли и ушли куда-то, ничего не сказав, а я жду их третий час. Уговорами и посулами по телефону меня смогли удержать еще минут на сорок, но потом я твердо решил, что ухожу. В этот момент раздался шорох и явно приятный стон. Затрещала дверь и из одной комнаты, выламывая картонные вставки, выбрели заспанные рабочие. Оказалось, они заперлись изнутри, словно их нет, и уснули себе за коробками — ну не пиздец ли? Проспав почти три часа, они, не глядя на меня, пошли курить. Я им говорю: «Вас все ищут, а вы пропали». Они отвечают: «Ниче-ниче, еще 10 минут — и все будет готово».

Проработали они еще часа полтора. В итоге я проторчал почти там больше девяти часов, до самого вечера. Видимо, я надышался там всякой дрянью, потом у меня болела два дня голова, мне казалось, что меня преследует тяжелый запах краски. А от пыли пробудилась моя аллергия. Всю неделю потом отходил от этого приключения.

Самый серьезный вопрос, изводивший меня на этой неделе: как чихнуть с леденцом во рту?

Думы об украинском перевороте и особенно крымском кризисе овладели всем нашим обществом. Кажется, несерьезно и даже безответственно пытаться отвлечься и не следить за развитием истории. Каждый день я поражаюсь новостям и неудоумеваю, куда все катится. При этом реакция вокруг оказалась для меня неожиданной. Так, обсуждая текущие события в приватной переписке, я отметил, что наши власти, похоже, нашли вопрос, по которому смогли расколоть не просто общество, а семьи.

В некоторых семьях моих знакомых случились неприятные и даже жестокие стычки. Молодые и образованные люди придерживаются естественных либеральных ценностей и не приемлют всей этой бравурной войнушки с захватом территорий, не говоря о трезвом понимании ужасных экономических и политических последствий, которые мы будем вынуждены расхлебывать последующие годы. В то время как старшее поколение неожиданно оказалось очень уязвимо, и на поверхность у них вышли необъяснимые бурные эмоции и необузданные чувства ностальгии и острой боли по прошлому. Они вдруг безрассудно связали с Крымом, о котором никогда и не вспоминали, величие страны и разрешение всех насущных проблем.

Кипящий суп их тревог похож и на усталость, и на страх, и на бессилие, и на современный культ карго, и на отчаяние, и на искаженный стокгольмский синдром. Как правило, почти все глубинные причины подобного я давно привык выводить из ограниченности, оторванности или просто необразованности. Конечно, можно сказать, что старшее поколение не всегда имеет доступ к широкому информационному потоку и особенно подвержено влиянию пропаганды. Тем не менее многие из них держались все эти годы вполне твердого понимания ущербности и коррумпированности нашей власти. Однако именно последний конфликт вывернул их непостижимым образом наизнанку и смог рассорить с собственными детьми и внуками.

Все это напомнило мне рассказ Чехова «Грешник из Толедо», в котором муж скрывает свою жену, признанную церковью ведьмой, от расправы. Он не верит, что она ведьма, и успокаивает ее тем, что это все предрассудки и настанет время, когда люди поймут, что никаких ведьм нету и все эти истории — глупости. Но вдруг епископ объявляет о прощении грехов тому, кто выдаст ведьму, и муж начинает колебаться. Он не хочет отдавать жену, но списание грехов тоже выглядит привлекательно. Он рассуждает, что со временем, когда жена умрет, тогда он ее выдаст и получит прощение на старости лет. Потом муж сомневается, что может, он не проживет так долго и не успеет получить вовремя прощение. Тогда он отравляет свою жену, выдает ее тело церковникам и получает прощение грехов.

Его простили за то, что он учился лечить людей и занимался наукой, которая впоследствии стала называться химией.

Иногда мне кажется, что я совершенно не деловой человек. Как только у меня появляются деньги, я сразу думаю, как бы скорее прикупить новые шикарные штаны и потащить всех путешествовать.

А еще свитер из альпаки. Я не понимаю, нужен ли он мне или я просто загипнотизирован словом «альпака». Альпака. Альпака.

Февраль получился таким занятым и волнительным, что я даже ни одного фильма не посмотрел. С беспокойством и тревогой следил за событиями на Украине и продолжаю недоумевать от крымской истории. Шумливый лозунг «Фашизм не пройдет!» стал восприниматься мной совершенно иначе: не пройдет — в смысле он у нас никогда не кончится.

Совсем не обратил внимания на Олимпиаду. Видел фотографии сдвоенных туалетов, а в остальном все прошло для меня незаметно. И вообще я потерял интерес к этому виду развлечений после игр в Лондоне.

Я Олимпиаду иногда посматриваю. Там такие мудаки наши комментаторы. У каждого нашего спортсмена есть тяжёлая жизненная история. И они её всякий раз рассказывают. Голодала, ела с пола, потом убегала от ротвейлера и прошла олимпийский отбор — примерно так. И про маму, и про папу, и про тренера надо рассказать. У них у всех сложные ситуации. Эти суки с Ямайки бегают за миллионы, а мы зубами за брусья держимся в тридцатиградусный мороз — и это наша божественная непобедимость. Сейчас одна наша медаль выиграла, тётка-комментатор уже семь минут про традиции наши порет. Уже вспомнила тех, кого нет в живых.

Август 2012

В последнее время у меня стала болеть спина. Никаких травм и повреждений у меня не было, так как мой образ жизни весьма спокойный и не насыщен физическими нагрузками. Конечно, я подумал, что мои боли вызваны неудобным положением тела во время сна. Однако я всегда спал странно, и никаких проблем это не вызывало. Я вспомнил, как Хауард Стерн все время расхваливал книгу доктора Сарно о болях в спине (John E. Sarno. Healing Back Pain. The Mind-Body Connection). Взялся за нее и увлекся сразу же. Грубо передать основной смысл книги можно так: причины болей в спине не изучены до конца, и большинство врачей предпочитают бороться с симптомами. Как правило, эти боли не связаны с травмами, а порождаются внутренним напряжением и подавляемыми эмоциями. Врачи прописывают ненужные процедуры и даже доводят дело до операций, когда это вовсе не обязательно. Доктор Сарно противопоставляет сложившейся медицинской практике психосоматический синдром TMS (Tension myositis syndrome), который ведет к головным болям, болям в спине и шее и прочим расстройствам и заболеваниям. Очень интересная книга, как мне показалось. Возлагаю на нее большие надежды.

По всей вероятности, в Одессу я всё же не попаду этим летом. У человека, который собирался составить мне компанию в поездке, появились неотложные дела, а одному мне ехать скучновато. Тем более на несколько дней. И хотя обычно я всегда путешествую один, но в то же время пока ещё слабоват для спонтанных авантюр. Так что в этот раз я ограничусь, пожалуй, только Киевом, куда и отправляюсь через пару дней.

Кстати, я очень давно не ездил в русских поездах. И вот в Киев я решил съездить на поезде. Сначала, конечно, близость Внукова и одновременно Киевского вокзала от моего дома уравнивали шансы воздушного и железнодорожного сообщения. Но в одно июньское утро, после ночной прогулки по Москве, оказавшись на Киевской в ожидании первого троллейбуса домой, я заглянул внутрь вокзала. И мне вдруг так захотелось снова поехать куда-нибудь именно на поезде, под стук колёс, с мелькающими городами и лесами за окном, через всю страну…