Писать тяжело. Лениво. Приходится думать неактивной частью мозга. Вот если высказаться на словах, я б такого наговорил. Все тексты кажутся вымученными и жалкими. Кроме ругани, конечно. Вообще я обожаю вербальные хулиганства. Словоблудие для меня — как наркотик. Схожу от него с ума, как старая марафетчица. Это буквально возвращает меня к жизни. Словно идет сильнейший дождь из рыб, а я кручусь, растопырив руки, и они шлепаются на меня: по щекам и в рот хвостами — красота!

В общем я давно мусолю мысль, что нигде не чувствую себя дома. Меня неустанно гложет вопрос, где осесть и где жить. Я хочу квартиру, дом на годы. Я не любитель переездов, они напоминают разорения и похмельное беспамятство. Они изнурительны для меня. Думаю, я в этой жизни ещё один переезд смогу вынести. Не больше. Что меня беспокоит на данном этапе — это поиск дома моей мечты. Дома, которому можно доверять, устроить свое пространство и свить гнездо на долгие-долгие годы.

Мой любимый пример: дом, в котором жил Селинджер, построен 90 лет назад и простоит ещё сто-двести лет. В Москве от того же периода осталось лишь несколько рассыпающихся зданий соломенного конструктивизма, уже памятников архитектуры.

Такой заурядный для развитых стран дом произвел бы культурную сенсацию в Москве. Дело даже не в отвратительности московской застройки, не в серых металлических дверях, не в уродливых оградках. А в том, что если попадаются отдельные хорошие дома и порой милые ухоженные районы, то невозможно отвлечься от мысли, что жить в них сродни пребыванию в резервации, под колпаком. Что там, за углом город кончается и снова превращается в перекореженое мегасело, непригодное для жизни.

Некоторые мои знакомые давно смирились с печальной участью Москвы. Кто-то твердо решил покинуть ее и жить в другом месте. Я пытался фантазировать и подольше сохранять иллюзию города, но, кажется, это бесполезная и болезненная терапия лишь усугубила непременно настигающее разочарование.