3 февраля 2012

У нас в школе иногда случались весьма беспомощные уроки мировой культуры. На одном из них учительница спросила о наших предпочтениях, проще говоря, что нам нравилось больше и почему: кино или театр. Первый неудержимо восторженный выкрик был, конечно, за кино. Потом, правда, вышел румяный ученик с нужным ответом и, стоя перед классом, но не переставая поглядывать в лицо покачивающей головой тётечке, восторженно ублажал её сахарным рассказом об актёрах на сцене и ценном моменте живой театральной игры.

Если найти общие моменты, по которым эти два искусства можно сравнивать, то при большей доле уважения к театру мой окончательный выбор остался бы всё-таки за кино. Хотя и там, и там случаются отвратительные работы и досадные разочарования, театру сложнее убедить меня в происходящем. Я не люблю репетиций и излишней эксплуатации моего воображения. Меня крайне беспокоит, что со сцены кричат. Я не могу избавиться от ощущения искусственности и постановочности всей сцены. Особенно когда нарочито громко шепчут. Я непременно обращаю внимание на неживые образы, застывшие в развороченном времени реакции и действа. Я близко чувствую ненастоящее, и это сомнение меня никак не отпускает. Кино же позволяет максимально замкнуть историю в себе, оставив меня невидимым созерцателем, как при чтении книги. В кино можно не кричать и вести себя по-живому: естественно и интимно. Главное — в кино можно переснять неудачный дубль, убрать все заусенцы и помехи и таким образом вывести театральную игру на высший уровень исполнения для зрителя. Поэтому технически я всегда воспринимал кино как идеальный театр, вместе с тем высокомерно признавая его всё же плебейским искусством.

Поскольку выше я уже ввёл этот ориентир вовлечённости, то добавлю, что отпустить воображение и дать ему полную волю я могу лишь при чтении. Да, пожалуй, главное соперничество у меня бы вышло между кинематографом и литературой. Хотя соперничество, наверное, слишком жестокое слово. Это два круговорота эстетических удовольствий, попеременно утягивающих меня к себе. Они оба обладают недостающими друг другу преимуществами, которые в сумме обогащают результаты каких-то моих внутренних поисков. При этом делиться переживаниями о прочтенных книгах мне намного тяжелее и волнительнее, нежели впечатлениями от фильмов. Литературные открытия получаются слишком сокровенными и личными, чтобы решиться обсуждать их с кем-нибудь. Я даже неохотно выдаю, что я читаю в настоящий момент, будто этот секрет может выдать меня всего с головой.